У меня, конечно, было несколько вопросов по документообороту, так как мой новый начальник просто не знал таких административных тонкостей, но, если честно, они меня сейчас волновали в гораздо меньшей степени, чем кое-что другое.
- Елена! Ой, простите, я не знаю Вашего отчества. А можно вопрос не по работе?
- Можно! Я после чипсов всегда добрая! А отчество мое Всеволодовна! Так что можно просто Лена и на «ты».
Мне стало смешно, но я все равно смутилась, задавая вопрос и, кажется, даже немного покраснела, но все же выпалила его, потому что меня уж очень интересовал ответ. Только при одной мысли, что это так, внутри все холодело.
- Лена, а скажите, Руслан Юрьевич сидел в тюрьме?
Лена выпучила глаза и чуть не подавилась колой зеро.
- В тюрьме??? Руслан? Кто тебе сказал??
- Никто! Я сама догадалась. Я увидела у него татуировку сегодня утром и все поняла.
Я предательски покраснела. Потому что перед глазами сразу предстала утренняя картинка: Руслан, потирая глаза, выходит из спальни в одних домашних штанах и потягивается. Я замираю при виде его красивого торса. Он совсем не такой как Виктор, он… красивее в миллион раз. Дыхание перехватывает, я завороженно наблюдаю за игрой идеально очерченных мышц и вдруг цепляюсь глазами за эту загадочную картинку на его теле. Внутри все замирает и обрывается. Я разворачиваюсь и юркаю обратно на кухню, чтобы не показать своей реакции. Но мне действительно больно и немного страшно. Что он сделал? Надеюсь, ничего серьезного.
В любом случае, это был настоящий шок, но спросить у Руслана я так и не смогла. Но и держать это в себе было тоже невыносимо.
- Даша! Господи! Ну где, у каких староверов ты выросла? Татуировки и судимость в наше время вообще не взаимосвязаны!
- Правда? - мне даже дышать стало легче, хотя верилось еще не до конца.
- Клянусь, - кивнула Лена. - Это способ самовыражения у молодежи. Я бы даже сказала, новое направление искусства. Смотри, даже я в детстве баловалась.
Она неловко развернулась на кровати и приподняла волосы. На тыльной стороне шеи у нее красовался аккуратный и, я бы даже сказала, деликатный рисунок какого-то сухоцвета.
- Ну как? Не страшно?
- Нет! Красиво. И у Руслана Юрьевича тоже красиво, просто бабушка говорила, что только зеки рисуют на своем теле.
- Дашенька, котик мой, - Лена заерзала, поудобнее усаживаясь на кровати, подоткнув под спину подушки, - Кажется, этот момент настал. Давно пора. Расскажи-ка мне, красавица, про свою жизнь. И особенно про бабушку. А то мне вот искренне интересно, как в тебе уживается мастерское камуфлирование чипсов и татуированные зеки. Давай, давай, про маму, папу, бабушку, дедушку, про собачку тоже можно.
- Сейчас у меня вообще никого нет. Вообще. - быстро призналась я, но вдруг поняла, что мне действительно хочется поделиться. - Мама с папой погибли, разбились на машине, когда мне было 4 года. Я их и не помню совсем. Только по фотографиям и рассказам бабушки. Дедушка умер пять лет назад, а бабушка недавно. Выдала меня замуж, завершила свою миссию на этой Земле и ушла…
Воспоминания накатили огромной волной. Я вдруг почувствовала себя такой маленькой в этом огромном мире, такой одинокой. У меня не было никого. Одна-одинешенька. Кажется, у меня даже слезы на глазах навернулись. Но эта милая беременная женщина погладила меня по руке и подсунула в эту же руку бутерброд с колбасой. Я откусила, и сразу полегчало.
- И нет, конечно, нет, бабушка и дедушка вовсе не староверы! Просто люди старых, настоящих ценностей. Мы жили в маленьком закрытом городе. Такие раньше назывались Почтовыми ящиками. Там до сих пор строгая пропускная система. Дедушка был военным конструктором. Очень знаменитым в узких кругах. Когда мы смотрели парад на Красной площади, бабушка всегда гордо объявляла, что половина техники создана гениальным умом деда. Она его боготворила всю жизнь. А он называл ее «мой надежный тыл». Она этим очень гордилась и поэтому и меня воспитывала как идеальную жену и невестку.