Прошло всего несколько минут, и Мэри вдруг резко выпрямилась, вспомнив кое о чем. Как же она могла забыть! Теперь воспоминания вернулись – яркие и острые, как лезвие ножа. Виктори-авеню, большего ей ничего не было нужно. Только это. Дом номер двадцать три с голубыми воротами, аккуратным палисадником и ступеньками, выложенными керамической плиткой, которые вели к парадной двери. Она, бывало, считала их, подбираясь к окну, чтобы заглянуть в него, а потом снова считала, когда уходила назад на цыпочках. Ступенек было восемь. И каждая запечатлелась в ее памяти.

Мэри встала с кресла и пошла к двери. На этот раз она не забудет. Будет повторять в уме много раз, пока не доберется до этого дома. Но мальчишка схватил ее за руку и сказал, что лучше вернуться в кресло, иначе будет плохо.

– Я должна идти.

– Тебе нельзя.

Нельзя? Неужели этот мальчишка тут главный? Он был неловкий, рыжий и к тому же в пижаме. Но он стоял подбоченившись и твердил ей, что она должна сесть в кресло.

– Пожалуйста, срочно принеси мне бумагу и ручку, – сказала Мэри.

– Хочешь написать письмо? – удивился мальчишка.

– Не имеет значения, чего я хочу, – буркнула Мэри. – Просто принеси мне ручку.

Мальчик взял маленькую черную сумку с молнией и протянул ей.

– Вот. Мне надо сходить в комнату за бумагой. – Он трусцой побежал к двери. – Не уходи, – крикнул он через плечо, – а то мне всыплют.

Мэри написала «23» на обивке дивана и провела под надписью черту. Под первой чертой она провела еще одну и дотронулась до них кончиком пальца. Линии были похожи на два золотых ручья, один тек вперед, а другой – назад. Если она подталкивала их пальцем, они пересекались, переплетались, а стоило убрать руку, как потоки сразу отталкивались друг от друга. Это зрелище зачаровывало ее. Она несколько раз соединила и разорвала линии. Женщина не знала, что теперь делают золотые чернила. Неужели они существовали всегда? И неужели это настоящее золото? Такие чернила наверняка жутко дорогие.

Мальчишка, появившийся перед Мэри, процедил сквозь зубы:

– Мама увидит – просто рассвирепеет от злости!

Мэри улыбнулась ему. Какая у него сердитая и при этом симпатичная мордашка!

– Привет, – сказала она. – Откуда ты взялся?

Мальчик подошел ближе.

– Я серьезно. Тебе сильно влетит.

– Ну хватит переживать! – Мэри похлопала по дивану рядом с собой. – Давай, присаживайся вот тут, выкурим по сигаретке.

– Я же ребенок!

– Точно? Ты довольно крупный.

– У меня с щитовидной железой проблемы.

– Может быть, ты ешь слишком много?

– Это не имеет никакого отношения к еде. Это связано с обменом веществ. – Мальчишка строптиво сложил руки на груди. – У меня особые потребности.

– У всех они есть. Вот мне, например, непременно нужно уйти, а ты меня не пускаешь.

Мальчик нахмурил брови.

– Это мой пенал. Можешь его вернуть? Пожалуйста.

Мэри протянула ему черную сумочку. Старушке не очень хотелось ее отдавать, но ребенок проворно выхватил у нее свой пенал.

– Как ты себя ведешь? – возмутилась Мэри.

Мальчишка показал язык, уселся спиной к ней и вывалил на ковер карандаши и ручки.

Мэри перевела взгляд на окно. Рваные тучи проносились над верхушками двух деревьев – судя по листве, это были ясень и сикомор. За ними торчала остроконечная верхушка башни, от которой в стороны тянулись веревки с десятками разноцветных флагов, трепетавших на ветру. Неужели они появились только что?

– Это корабль?

Мальчик и головы не повернул.

Мэри попыталась встать, но кресло было глубокое, и ноги не пожелали ее слушаться. Она в отчаянии плюхнулась на сиденье.