– За всю историю, с древнейших времен до наших дней, не найти случая, чтобы подданный смотрел представления, сидя возле императора.
– Лик его поистине необычен, – тихо промолвил император. – Я посадил его рядом с собою, чтобы предотвратить несчастье.
В другой раз, на ночном пиру, Ань Лу-шань заснул, охмелев, и превратился в свинью с головой дракона. Придворные тут же доложили об этом императору.
– Этот свино-дракон, пожалуй, ничего дурного сделать не способен, – решил император.
И так как его вовремя не умертвили, он потряс мятежами все Срединное государство.)
Виновниками бунта Ань Лу-шаня молва единодушно называла троих – гочжуна, госпожу Гого и Ян гуйфэй, – однако довести это до сведения императора никто не решался.
Император хотел возвести на престол наследника, чтобы самому выступить в поход. Своим планом он поделился с гочжуном. Тот страшно перепугался и, вернувшись домой, сказал сестрам:
– Скоро нам всем конец! Если на престол взойдет наследник, мы погибли.
Сестры с плачем рассказали об этом Ян гуйфэй. Выслушав их, Ян гуйфэй умоляла императора пощадить ее, и государь отказался от своего намерения.
На пятнадцатом году, в шестом месяце, пала Тунгуань. Император выехал в Башу. Ян гуйфэй сопровождала его. Когда они прибыли на почтовую станцию Мавэй, командующий Правой императорской армией, Чэнь Сюань-ли, страшась солдатского мятежа, обратился к войскам с такою речью:
– Поднебесная на краю гибели, императорский трон колеблется. Если бы не Ян гочжун, который грабил и притеснял народ, разве дошли бы мы до такого позора? Если мы не уничтожим его теперь же, не будет нам прощения в глазах Поднебесной.
– Мы и сами давно так думаем! – отвечали солдаты. В это самое время туфаньские послы, явившиеся для переговоров о дружбе и мире, беседовали с гочжуном в помещении станции.
Узнав об этом, солдаты закричали:
– Ян гочжун с туфанями замышляют измену! – и, окружив помещение станции, убили гочжуна, а заодно его сына, Сюаня, и еще иных.
(Прежнее имя гочжуна было Чжао. Он был сыном Чжан И-чжи. В годы «Тяньшоу» никто не мог сравниться с Чжан И-чжи в высочайшем благоволении императрицы. Всякий раз, возвращаясь домой, он поднимался на башню, и лестницу убирали, а вокруг дома разбрасывали груды терновника, чтобы ни одна служанка не могла к нему проникнуть, – так повелела императрица. Его мать опасалась, что род Чжана останется без наследника, и спрятала служанку по имени Бинь-чжу в двойной стене башни. Вскоре та забеременела и родила гочжуна. После смерти Чжан И-чжи мать гочжуна была выдана замуж в род Янов.)
Император вышел из почтовой станции, чтобы успокоить войско. Но солдаты и не думали расходиться. Император взглянул на приближенных, словно спрашивая о причине. Тогда Гао Ли-ши сказал:
– Во всем виноват гочжун. Правда, он уже понес наказание, но Ян гуйфэй – его сестра, и к тому же она принадлежит к числу приближенных Вашего величества. Это тревожит солдат. Умоляю совершенномудрого подумать и принять решение. (В другом варианте говорится: «Как солдаты могут разойтись? Ведь корень зла еще цел». Конечно, Гао Ли-ши разумел Ян гуйфэй.)
Император вернулся на двор станции. Между стеной, которой был обнесен двор, и зданием был тупичок. Не в силах войти в свои покои, император остановился здесь, склонив голову и опираясь на посох. Чувства совершенномудрого словно помутились.
Долго стоял он так, пока чиновник столичного округа, Вэй Э (сын Цзянь Су), не приблизился к нему и не сказал:
– Ради успокоения страны умоляю Ваше величество забыть о личных привязанностях!