Наряду с откровенными рассказами о своей собственной жизни, включавшими описания его сожалений и ошибок, он также поведал мне, как сильно гордится нами троими. Учительницей Хелен, университетским преподавателем Робертом и мной, врачом. А также о том, как сильно бы гордилась нами наша мама. Я был глубоко тронут подобным благословением, которое, казалось, и правда исходит от обоих родителей. Даже сейчас, хотя моих папы с мамой уже давно не стало, воспоминания об этих словах, произнесенных в потрепанном ресторанчике в Сохо, продолжают меня трогать. Как же мне повезло, что у нас с этим дорогим мне человеком состоялись взрослые, откровенные разговоры.

Год спустя они прекратились. Моему отцу предложили читать лекции на факультете управления университета Лафборо – еще то достижение для человека, бросившего школу в 14. Им с Джойс пришлось продать наш семейный дом и переехать в другую часть страны. Мне оставалось только гадать, как это скажется на них, однако на деле их отношения значительно улучшились: в их новом доме в Лафборо не было никаких следов трагически ушедшей первой жены.

Большинство студентов уезжали на праздники к своим родным, однако я быстро отказался от подобной традиции. Летние каникулы я проводил за работой и путешествиями. В 1974 году мы ехали вместе с приятелями на «Форде Англия» по побережью Италии в сторону Венеции, в счастливом неведении о политических волнениях в Греции, на кассетнике играли Tubular Bells… что ж, уже было не важно, что после переезда моего отца вместе с Джойс у меня больше не было дома. Моя жизнь шла своим чередом. У меня появилась девушка, отношения с которой сулили совместное будущее.

Когда я провел свое первое вскрытие, мне было почти 30. Я уже прошел практику в различных отделениях по всей больнице, от хирургии до гинекологии, от дерматологии до психиатрии. Только разделавшись со всем этим к концу 1980 года, я мог сосредоточиться на движении к поставленной цели. Вот уже больше десяти лет я изучал медицину, однако до сих пор так и не добрался до первой ступени в карьерной лестнице судебно-медицинского эксперта – я должен был сначала стать гисто- (или больничным) патологом.

В общих чертах патология – это наука, позволяющая постигать болезни путем изучения их микроскопических проявлений: мы выявляем конкретное заболевание, обнаруживаем его причины, узнаем, как оно прогрессировало. Каждый из нас так или иначе имел дело с патологической лабораторией, толком об этом даже не догадываясь: так, например, именно туда направляются все образцы крови и мочи на анализ. Конечно, столь досконально рассматривать чужие выделения мало кому покажется приятным занятием, да и отделение патологии по вполне понятным причинам располагается обычно в самой глубине больницы, как можно дальше от пациентов.

Чтобы стать больничным патологом, необходимо провести огромное количество времени за рассматриванием микропрепаратов, изучая одновременно здоровые и пораженные болезнями ткани. Я уже потерял счет часам, проведенным, к примеру, за пристальным наблюдением за раковыми клетками.

Мне все это казалось до ужаса нужным, так как я знал, что, когда все-таки достигну своей цели и стану судебно-медицинским экспертом, то буду направлять подобные образцы на исследование специалистам, редко заглядывая в них самостоятельно. Но пока что я должен был учиться этому. Существует много судмедэкспертов, проводящих вскрытие людей, умерших предположительно естественной смертью, чтобы определить точную ее причину, и это должно было стать следующей частью моего обучения – как я могу анализировать подозрительные, необъяснимые смерти и проводить их судебно-медицинский анализ, не умея при этом распознать естественные причины?