– Но он, конечно, не мог подействовать так быстро.

– Да, но я подумал, что глубокую кому могли принять за смерть. Однако сиделка заверила меня, что передозировка категорически исключена, и, сосчитав количество использованных ампул морфия, мы убедились, что это действительно так. Не имелось никаких признаков того, что больная чрезмерно напряглась или обо что-то ударилась, пытаясь подняться. Ночной столик был немного отодвинут от кровати, но это сделала племянница, когда вошла и запаниковала при виде тетки без признаков жизни.

– А что насчет бульона и пудинга?

– Эта мысль мне тоже пришла в голову – не то чтобы я заподозрил злой умысел, но подумал: не переела ли больная настолько, что раздувшийся желудок надавил на сердце, или что-то в этом роде. Но, поразмыслив, пришел к выводу, что это очень маловероятно. Количество съеденного было ничтожно, да и двух часов вполне хватило для того, чтобы переварить пищу, в противном случае смерть наступила бы раньше. Я был совершенно озадачен, так же, как и сиделка. Она страшно расстроилась.

– А племянница?

– Племянница только и твердила: «Я же говорила вам, говорила, я знала, что ей гораздо хуже, чем вы думаете». В общем, чтобы не затягивать, скажу: столь внезапная смерть моей любимой пациентки так встревожила меня, что на следующее утро, все хорошенько обдумав, я попросил разрешения на вскрытие.

– Были трудности?

– Ни малейших. Естественное легкое отвращение к самой процедуре, конечно, имело место, но никакого противодействия. Я объяснил, что чутье мне подсказывает: должна быть какая-то невыясненная патология, которую я не сумел диагностировать, и я буду гораздо спокойнее, если смогу провести исследование. Единственное, что, казалось, волновало племянницу, – это мысль о дознании. Я сказал, проявив, полагаю, неблагоразумие с точки зрения общих правил: мол, не думаю, что дознание потребуется.

– Вы хотели провести вскрытие лично?

– Да, я не сомневался, что найду убедительную причину, которая позволит мне с чистой совестью выдать свидетельство о смерти. Мне в некотором роде повезло: старая дама когда-то в более-менее общей форме высказалась в пользу кремации, и племянница была намерена исполнить ее волю, а это значило, что вместе со мной свидетельство о смерти должен был подписать специалист другой квалификации, поэтому я уговорил еще одного врача помочь мне провести аутопсию.

– Вы что-нибудь обнаружили?

– Ничего. Этот другой доктор, конечно, назвал меня глупцом за то, что я поднял такой шум. Он считал: поскольку старушка в любом случае умирала, в графе о причине смерти достаточно было просто написать: «Рак», а в качестве непосредственной причины указать остановку сердца – и все. Но я был сознательным ослом, черт бы меня побрал, и сказал, что меня это не удовлетворяет. В организме покойной не было абсолютно ничего такого, что могло бы объяснить смерть естественными причинами, и я настоял на проведении анализов.

– Вы в самом деле подозревали?..

– Ну, не то чтобы точно. Однако… я не был полностью удовлетворен. Кстати, во время вскрытия стало совершенно очевидно, что морфий ни при чем. Смерть наступила настолько быстро после инъекции, что лекарство даже не успело еще полностью всосаться. Теперь, снова прокручивая все в голове, я склонен предположить, что причиной смерти послужил какой-то шок.

– А анализы сделали в частном порядке?

– Да, но, разумеется, все равно все вышло наружу, и похороны были отложены. Коронер прослышал об этом деле и готов был инициировать расследование, сиделка, которая вбила себе в голову, будто я обвиняю ее то ли в халатности, то ли в чем-то еще, повела себя крайне непрофессионально, стала обсуждать ситуацию с кем попало и доставила массу неприятностей.