Собираю сумку как можно медленнее, со стороны напоминая самое заторможенное существо. Аудитория уже окончательно опустела, а она всё стоит и стоит. Ну и ладно, мне что больше всех надо? Встаю и иду к двери.

— Щербакова, подожди, — его твердый голос останавливает, и я едва не вздрагиваю от неожиданности, — Семенцова, вроде всё обсудили, можешь быть свободна, — Виолетта разворачивается к выходу и уходит, наградив меня осуждающим взглядом. Такое чувство, что я воплощаю вездесущее зло и меня нужно спалить на костре. Кстати, было бы неплохо. Избавилась бы от мучений и несправедливостей жизни.

— Ты хотела о чем-то поговорить? — читает меня как открытую книгу. Неужели все мои мысли так палятся? Или, может, он их умеет читать? Уже ничему не удивлюсь.

— Да так, напомнить, вы вчера забыли свой пиджак… — начинаю разговор, а слова даются с большим трудом, потому что меня до сих пор смущает то, что он видел меня в момент полнейшего отчаянья. — Я его, конечно же, не принесла, но решила напомнить. Логично, правда? — в один момент мне самой от себя становится смешно, а увидев, как он ухмыляется, даже не сдерживаю нервный смешок.

— Да, Щербакова, ты особенная, — выдохнув, произнёс он, а у меня сердце уходит в пятки, даже не попрощавшись. Никогда никто мне не говорил, что я особенная. Но тут же понимаю, что особенная-то, скорее всего, в своей неадекватности. — Заберу как-нибудь. На мою радость у меня не один пиджак в гардеробе. Иди на ленту, Валерия, пару минут осталось.

                Молча кивнув ему, следую совету и покидаю аудиторию, в которой отчего-то становится очень тесно и душно.

                После пяти лент я испытываю полное истощение -  модуль по английскому языку выбивает из меня последний энтузиазм и тягу к чему-то светлому. Уж точно в моей голове не возникает мысли, что посещение женского туалета может стать для меня не самым лучшим завершением учебного дня. Выйдя из кабинки сразу замечаю Инессу, которую, судя по вчерашним событиям, можно читать новоиспеченной девушкой моего бывшего. И это напоминает мне события какого-то глупого, малобюджетного фильма, потому что с двух сторон от неё две верные «подружки».

— Привет, челядь, как поживаешь? Совесть не мучает? — задиристо начинает она и окидывает меня взглядом. — Хотя, какая у таких совесть.

— Инесса, ну и гниль же ты, редкостная. Вот раньше знала, но в упор не замечала, хоть сейчас глаза открылись, — я из тех людей, которые говорят то, что думают — и друзьям, и врагам. Не боюсь выражать своё мнение и не собираюсь молчать. Правда часто это выходит боком.

                Чувствую, что она резко хватает меня за волосы, оттягивает на себя и бьёт с колена в живот. Резко. Больно. В следующий же момент она толкает, и я падаю на пол.

— Ты ещё смеешь говорить обо мне? Скольким ты уже дала? За десятку перевалило? — чувствую ярость и боль, пытаюсь встать и ухватиться за её патлы, чтобы сейчас же приложить её прекрасное личико к кафельной стене, но моей быстроты не хватает. Они начинают бить ногами, и я снова лежу на полу. Бьют по ногам, по рёбрам. Нет сил подняться и дать сдачи. Одна против троих — бессильна.

                Инесса ставит колено мне на грудь, чуть ли, не становясь на меня всем весом.

— Ещё раз увижу рядом с Кириллом — полностью забудешь о спокойной жизни. Ему такие даром не нужны, —  конечно, она не стесняется в выражениях, подпирая самые нелестные слова

                Сквозь весь этот нескончаемый поток желчи, улавливаю звук открывающейся двери.