В том, что Лидия приняла его светлость за одного из обитателей трущоб Ковент-Гарден, не было ничего удивительного. По всеобщему мнению, герцог Эйнсвуд был одним из самых развращенных, бесшабашных и безрассудных повес из списка пэров Дебретта в качестве примера плачевного состояния современной аристократии. Кроме того, как сейчас Лидия видела собственными глазами, он явно был и одним из самых неопрятных аристократов. Похоже, свой некогда дорогой и прекрасно сшитый костюм он надел давным-давно и не только дрался в нем, но и спал. Шляпа на его голове вовсе отсутствовала, и грязная прядь густых каштановых волос сползла, прикрыв один глаз, взгляд которого, как, впрочем, и второго, казался рассеянным. Единственным свидетельством того, что он иногда заглядывает в зеркало, были его щеки, которые кто-то совсем недавно побрил. Впрочем, не исключено, что произошло это во время пьяного забытья.

Кроме этого, Лидия разглядела и еще кое-что: отблески адского пламени в зеленой глубине полусонных глаз, надменный профиль и… и дьявольский разрез губ, обещающих все что угодно, от уничтожающего смеха до сладкого греховного поцелуя.

Сказать, что он не произвел на нее впечатления, было бы нечестно. Сидящий в ней чертенок, которого она постоянно загоняла как можно глубже, оживился, почувствовав собрата. Однако Лидия не была дурой. Она наверняка знала: в возможной поддержке со стороны этого человека обязательно кроется какое-нибудь жульничество, и то, к чему приведет подобное знакомство, выражается одним словом – «беда».

Вместе с тем этот громила являлся герцогом и, даже будучи худшим из знати, мог оказать гораздо большее влияние на власти, чем простой журналист, а тем более журналистка.

– Вы ошиблись в отношении лишь одной из нас, ваша светлость, – обратилась Лидия к нему безупречно вежливо. – Я – Гренвилл из «Аргуса». А эта женщина действительно известная бандерша. Она пообещала проводить девочку на Боу-стрит, а на самом деле пытается заманить ее в бордель. Если вы отдадите эту негодяйку под стражу, я с радостью составлю вам компанию и засвидетельствую…

– Она лукавая коварная лгунья, – заорала Коралия. – Я собиралась только отвести девочку к Пикерсу, – махнула она рукой в сторону, противоположную устричному ресторану, – чтобы она немного поела. Крошка попала в небольшую беду…

– И попадет куда в более серьезную с твоей помощью, – перебила ее Лидия, перенося внимание на Эйнсвуда. – Вы знаете, что случается с несчастными детьми, попадающими в ее когти? Их бьют, морят голодом, насилуют, превращая в запуганных, забывших о человеческом достоинстве существ. Затем она отправляет их зарабатывать на улицу, некоторых в одиннадцать-двенадцать лет…

– Ты лживая грязная сука, шлюха! – завизжала сводница.

– А что будет, если я переадресую все эти эпитеты тебе? – спросила Лидия. – Потребуешь удовлетворения? С радостью предоставлю. Здесь и сейчас, если желаешь. – Она подошла к противнице почти вплотную. – Посмотрим, насколько тебе будет приятно оказаться на месте тех, кого ты колотила.

Две огромные ладони сжали уже поднимающиеся руки Лидии и возвратили ее на прежнее место.

– Хватит, леди, достаточно. От вас разболелась голова. Давайте попробуем решить все мирным путем.

– О, это здо́рово! – выкрикнули из толпы. – Эйнсвуд занялся миротворчеством. Ни за что бы не поверил, если бы не видел своими глазами.

Лидия посмотрела на ладони, сжимавшие ее предплечья.

– Убери от меня свои лапы, – ледяным тоном приказала она.

– Я сделаю это сразу, как только кто-нибудь принесет смирительную рубашку, чтобы натянуть ее на тебя. Хотелось бы знать, кто выпустил тебя из сумасшедшего дома.