Луиза вскочила с истошным криком, от которого у нее самой зазвенело в ушах. Занесла правую руку и почувствовала, как длинные ногти прошлись по чужому лицу. Раздался сдавленный вскрик, и незнакомец резко отшатнулся. Луиза тут же кинулась к двери, не замолкая ни на мгновение, нащупала засов и истерично дергала. Наконец, выскочила на галерею вокруг общего зала и побежала прочь, на ходу стуча по стене кулаком.

К счастью, мерзавец не рискнул выбежать следом — остался в комнате. В ответ на крик слышалось, как постояльцы отпирают замки, приоткрывают двери. В конце галереи показался свечной огонек — перепуганная мадам Триголе в ночной сорочке спешила на крик. Она едва не схватила Луизу за руку, чтобы встряхнуть, но вовремя опомнилась:

— Что? Что стряслось, сударыня?

Луиза, наконец, выдохнула, чувствуя, как ее бесконтрольно трясет. Сердце, казалось, сейчас оборвется. Она махнула рукой в сторону своей комнаты:

— Там вор. Он влез в окно. Он рылся в моем сундуке.

— Вор? — небольшие голубые глаза трактирщицы округлились, как у рыбы. Она бегло огляделась и прикрыла рот ладонью, перейдя на шепот: — Уж, не приснилось вам, мадемуазель? Тут каждая собака мое заведение знает. И отродясь не бывало, чтобы кто вора приметил. Да кто посмеет? Вор? У меня? Разве что совсем безумец! — она даже улыбнулась и покачала головой, давая понять, что все это совершенная небывальщина.

Луиза задрала подбородок:

— По-вашему, я лгу, мадам?

Мадам Триголе тут же осеклась:

— Упаси Господь, сударыня! Как можно такое подумать? А вот со сна, да на новом месте почудиться может всякое. Тем более, впечатлительным девицам.

Из занятых номеров посыпались вопросы разбуженных постояльцев, и трактирщица повысила голос:

— Мышь, господа! Всего лишь мышь. Мадемуазель напугала крошечная мышь! Совсем мышонок! Возвращайтесь с богом ко сну. Доброй всем ночи, господа!

На шум вышла и Колет. Запахивала на тощей груди серую пуховую шаль с фестонами:

— Что стряслось, матушка? — она казалась не столько напуганной, сколько серьезной.

Мадам Триголе не ответила, лишь скомандовала:

— А, ну, пошли. — Повернулась к Луизе: — Соблаговолите пройти в комнату, сударыня. Мы сейчас разберем, что стряслось. Все обсмотрим…

Как ни прискорбно, но хозяйке пришлось признать происшествие. Распахнутое окно, следы грязи на полу. Как раз под стеной была непросохшая после дождя яма. Мадам Триголе собственноручно заперла окно на щеколду, проверила запор. Опустилась на табурет у грубо сколоченного стола и сокрушенно покачала головой:

— Ума не приложу, что и думать, сударыня. Отродясь в моем заведении такого не бывало. — Она растеряно посмотрела на сундук: — Пропало что?

Луиза покачала головой:

— Не думаю. Я видела, как он там рылся.

Трактирщица какое-то время молчала, наконец, шумно вздохнула:

— Конечно, причиненные неудобства требуют справедливой компенсации… Я убавлю вам плату на шесть су, сударыня. Полагаю, это будет разумно.

Луиза даже скривилась, сама удивляясь, откуда взялась эта неожиданная смелость:

— Полагаете, шести су достаточно? — Желая прибавить себе немного веса, она добавила: — Мадам де Ларош-Гийон оказалась бы весьма недовольна, если бы я пострадала в вашем заведении.

С нескрываемым удивлением она заметила, как почти комически разные лица матери и дочери неестественно вытянулись. Обе побледнели, даже потная краснощекая мадам Триголе. С нее буквально сошла вся краска. Она бросила быстрый взгляд на свою дочь, и неосознанным жестом утерла ладонью взмокшее лицо. Луизе даже показалось, что не сиди трактирщица на скамье — рухнула бы на пол, не удержавшись на ногах. Она облизала губы: