Прочитав это, Грошев глянул на Юну. Хотелось увидеть реакцию на это эффектное начало.
Юна тут же спросила:
– Ты ко мне, что ли, обращаться будешь? Очень приятно – будто я мертвая!
– Как к слушательнице!
– Все равно не надо! Я смущаться буду. Получится, что ты читаешь, а сам смотришь, как я слушаю, а я такая должна по струночке сидеть. Напрягает.
– Может, тебе в другую комнату выйти и оттуда послушать?
– Зачем? Ты мне фотографии показывал, возьми какую-нибудь, поставь перед собой, смотри на нее и читай. Это будет правильно.
– Возможно. Да, пожалуй.
Грошев сходил за фотографией. У него был портрет Тани, девять на двенадцать, она снималась в ателье, получилась очень красивой, фотография без рамки, но на картонной подложке, на паспарту. Прислонил к объемистой пузатой сахарнице, снизу подпер ножом, чтобы не соскользнула.
Здравствуй, Танечка.
Только начал и сразу начал тупить. Какое может быть «здравствуй», если человек умер?
Посмотрел на фотографию, увидел краем глаза, что Юна еле сдерживается от смеха. Схватил фотографию, положил лицом вниз.
– Нет, ерунда. Какой-то театр получается.
– Это точно, смешно. Ты просто читай и смотри в текст. Будто она у тебя где-то там. Не на бумаге, а в воображении. Перед мысленным взором.
– Как мы выражаемся! Ты неплохо в педколледже училась, я вижу.
– Местами да.
– Получится как докладчик какой-то.
– А ты с выражением. А я глаза закрою. Я так аудиокниги иногда слушаю. Ляжешь, глаза закроешь…
– И что слушала последнее?
– «Маленький принц».
– Ну да, что же еще.
– Плохая книжка?
– Да нет. Опошлили ее. Залапали, засалили. Как какую-то вещь, которой все пользуются.
– Сравнил!
– Хорошо, закрывай глаза, а то никогда не начнем.
Юна послушно закрыла глаза, поерзала, села боком к столу, прислонившись к стене, откинула голову.
Как у зубного врача, подумал Грошев.
Настрой был испорчен, но он начал читать и понемногу разошелся. Читал с душой, проникновенно, негромко.
Здравствуй, Танечка.
Только начал и сразу начал тупить. Какое может быть «здравствуй», если человек умер?
А как?
Привет?
Доброй ночи?
Или, как сейчас выражаются, доброго времени суток? Пишут в электронных письмах, когда незнакомому человеку или малознакомому. В эсэмэсках тоже, мессенджерах всяких. Мода такая. Впрочем, уже прошла, культурные люди объяснили, что это неприлично. Сейчас много чего быстро возникает и тут же исчезает. Мелькающее время. Мельтешащее.
Слушай, ты же ничего не понимаешь, ты же ведь не знаешь, что это такое – электронные письма, эсэмэски, ничего не знаешь, ноутбуки эти все, планшеты, смартфоны, ты понятия не имеешь обо всех этих гаджетах, вот недаром их гаджетами зовут, поганое слово – гаджеты.
И что такое интернет, ты не знаешь. Я объясню, это просто. Представь: волны по всей земле через спутники, как радио, только другие, сам толком не понимаю до сих пор, какие они, и по ним передается абсолютно все. Тебе передают, ты передаешь. Картинки, разговаривать можно, информация, кино, короче, абсолютно все. На всякие устройства, в том числе размером с телефон, не такой, как был в наше время, не с трубкой, а коробочка меньше ладони с экраном. Мы могли бы с тобой по таким коробочкам постоянно говорить. И видеть друг друга. Удобно, но не то. Мне нравилось приходить к тебе наугад. Иногда ты была дома, иногда нет. Сижу на лестнице, на ступеньках, жду. Кто-нибудь входит, шаги снизу – ты, не ты? Нет, тяжелые шаги, не ты. Я твои не всегда узнавал, у вас в подъезде много разных людей, девчонки какие-то проходили, пацаны, тоже шаги легкие, но это и было интересно – слушать, угадывать. Иногда так и не угадывал до твоего появления. И вот – ты. Будто опять и заново родилась. И я счастлив сразу до безумия.