Вторую группу следовало бы назвать, пожалуй, этнографической или даже «кладбищенской», потому что ее составляют «живые» мертвецы – подменыши, упыри, духи, которыми пугали детей, зловредные бесы и тому подобные существа – и потому что эти существа вплоть до сравнительно недавнего времени считались повседневной реальностью в деревенской, крестьянской культуре. В этнографических записях конца XX века, сделанных на Русском Севере, к примеру, деревенские жители – в основном пожилого возраста – еще поминали и бесов, и подменышей как приметы текущей жизни.

Объединяет эти две группы, как уже говорилось, их близость к смерти и «тому свету», но всякий читатель, думается, не преминет отметить, насколько разнится в народной культуре отношение к представителям этих двух групп – если над существами первой группы вполне можно потешаться, о чем-либо с ними договариваться и даже без особых усилий побеждать (былые страхи забылись), то существа второй группы по определению враждебны живым людям и внушают неподдельный ужас.

К слову, промежуточное положение между той и другой группами занимают бесы с чертями – все мы помним пушкинскую сказку о Балде и глупом черте, основанную на фольклорном материале, но тот же фольклор знает и других чертей – кровожадных, свирепых и чрезвычайно злокозненных.

Такое разнообразие персонажей и их функций наглядно показывает, что фольклор – живой «организм»: одни представления в нем со временем ослабевают и стираются, переносятся в область, как говорили в XIX столетии, «народного вымысла», тогда как другие, наоборот, сохраняют живучесть на протяжении столетий, перетекая порой в новые формы – в частности, в ту же городскую легенду (тут сразу вспоминаются расхожие современные слухи о барабашках и полтергейсте, но не только о них). В науке эти городские легенды и прочие формы современного фольклора обозначают общим термином «постфольклор».

Конечно, эта книга представляет собой не более чем обзор народных верований, подтвержденных документальными источниками, и ни в коей мере не претендует на исчерпывающую полноту описания. При всем том в ней отсутствуют произвольные реконструкции, которыми довольно часто грешат многие нынешние – в первую очередь сетевые – публикации о «древней славянской мифологии», и читатель может не опасаться недостоверных сведений.

Казалось бы, чуть перефразируя популярный комедийный фильм, «космические корабли вот-вот начнут бороздить просторы Вселенной», а значит, русский фольклор и фольклор вообще заодно с мифологией могут заинтересовать только специалистов, но мы живем в очень любопытную эпоху, когда все больше становится понятно, что прошлое – непременный залог будущего, что изучение своих «корней» необходимо для лучшего понимания себя, а поверья, приметы, способы домашнего лечения и иные составляющие общего понятия «фольклор» продолжают наполнять сегодняшнюю жизнь и расцвечивать повседневный житейский опыт яркими красками.

Фольклор – вовсе не что-то омертвелое; он составляет основу и суть всякой культуры, сколь угодно высокой и технологичной, и развивается вместе с ней. Говоря о фольклоре, будет справедливо повторить слова Корнея Чуковского о языке, – живой, как жизнь.

Нечистая сила как часть русского фольклора тоже по-прежнему с нами, доказательством чему служат многочисленные книги, фильмы и компьютерные игры последних десятилетий. Да и редкий детский праздник, редкий спектакль для «младшего школьного возраста» на сказочную тематику обходится без участия Бабы Яги или Кощея. Вопреки шуточной песне Владимира Высоцкого, цитата из которой стала заглавием этого предисловия, нечистую силу отнюдь не забыли, о ней помнят – хотя бы даже когда чертыхаются, ничуть не задумываясь о том, что взывают к нечисти, – и все чаще пытаются узнать, какова она была в своем исконном виде.