– Ты чего на меня уставился? – не выдержал Леонид. – На мне ничего такого нету.

А Василий все одно, смотрит то на него, то на женщину с такой же ухмылкой. Тогда понял его друг, что к мурлыканью-то и ему прислушаться нужно, что соседка там мурлычет. Оказывается, она про мамины очи поет так тихонечко.

– Это что, твоя песня, что ли?

А Леонид отвечает:

– А ты у нее сам спроси.

Не вытерпел тот и спрашивает музыкальную соседку:

– Это про что вы так задушевно поете?

– А я и сама не знаю. Про маму вроде. Вот дочка научила, и как станет мне грустно, так я эту песню и начинаю петь – сразу лучше в жизни становится.

– Да, песня приятная, – соглашается шофер. – А кто ж ее сочинил? – спрашивает.

– Я и не знаю, кто сочинил, – отвечает соседка, – наверное, народная песня, раз нигде по прилавкам не значится и не продается. Это уж точно народная…

Замолк друг, а тут и электричка тормозить начала – приехали в Киев, значит.

Эпизод 3. Консерватория

Нашли они ту консерваторию, где главные специалисты по музыке бывают. Заходят, а их, конечно, не пускают. Не договорились ведь для порядку. Но друг Леонида такой настырный, не зря, видно, машины любит, с ними часто трудности бывают.

– Вы, – говорит он, – мне того покажите, который народной музыкой занимается.

– А у нас тут вся музыка народная, – отвечает вахтерша, – тут плохой музыки не держат и ничему плохому не учат.

– Да я не об этом. Нам свою музыку показать знатоку надо.

– А кто ж показывать-то будет?

– Да вот, Леонид. Он и гармошку взял. Не смотрите, что маленькая да старая, но звучит хорошо…

А тут как раз в огромные консерваторские двери старушенция какая-то входит. Вахтерша с ней так ласково раскланивается, а потом вдруг спрашивает:

– Капиталина Петривна, вот тут люди свою музыку принесли, интересуются. Хотят, чтобы ее послушали.

– Да что вы, – отвечает старушка взволнованно, – это так сейчас редко бывает. И обращается к двум посетителям:

– И вправду, что ли, вы музыку сами создаете?

Смотрит на них, вроде как на ненормальных.

– Немного есть, – отвечает друг-водитель, – просто хочется, чтобы кто-то по-научному сказал, могут такие песни быть или нет?

– Ну что ж, у меня, наверное, немного времени найдется, – пойдемте, послушаем вашу музыку. Очень уж интересно…

Пошли они по коридорам до бесконечности, а комнаты – одна в одну, и, наконец, зашли в огромный зал с креслами в чехлах, где разные громадные портреты каких-то бородатых дядек по стенам развешаны, а на сцене, посередине, под люстрой, стоит огромный инструмент. Рояль называется.

Но он ни к чему для Леонида оказался. Развернул тот свою старую гармошку и начал в таком зале петь свои мелодии под нее. Даже не застеснялся. Вот как он музыку любит! Отсюда и старался очень.

– А ноты-то у вас есть, или все по слуху? – спрашивает старушка.

– Вот, я кое-что записал, – отвечает Леонид. Старушка взяла его бумаги и села к роялю.

Большую крышку его кое-как подняла, поставила ноты с закорючками на пюпитр и начала наигрывать. А тут в дверь молодая женщина заглядывает.

– О, Оксаночка, как раз кстати. Не поможете ли мне немного? – старушенция спрашивает.

– Отчего же не помочь? Я как раз урок закончила. С охотой вам помогу. А что делать нужно-то?

– Посмотреть песни просят, – и подает ей листки с нотными Ленькиными закорючками.

Та взяла их в руки, встала рядом с пианино и тихонько так напевать начала, а потом все больше и больше про эти самые мальвы запела. Да так красиво, так складно, что у друга-шофера аж мурашки по коже пошли. Только Леонид напряженно стоит. Руку возле уха держит.