– Минас-Моргул, – перебил его хоббит.

Бои за сердце Гондора давно кончились. Воины Этчелиона дошли до Белого Древа, сбросив с утёса последних харадримов, не сложивших к тому времени оружия. Их взорам предстал разграбленный и разрушенный город, город, где не жили, а выживали.

Засорились и были заброшены каналы, снабжавшие столицу чистой водой с гор и отводившие стоки. Никто не чинил разбитые ядрами камнемётов стены и крыши; сады по большей части вырублены, вместо них – огороды.

Завоеватели так и не смогли толком распорядиться завоёванным, в отличие от истерлингов на севере.

Этчелион укреплялся в Минас-Тирите деловито, спокойно, явно никуда не собираясь отсюда уходить. Друзей он отпускал нехотя, сперва даже гневался, угрожая посадить под замок.

…Позади остался Осгилиат. Тоже, как и всё вокруг Белого Города, не столько разрушенный, сколько обезображенный – пожарами, грабежами, небрежением. Однако мосты через Андуин, возведённые ещё при Великом Короле Элессаре, стояли по-прежнему.

Казалось неразумным соваться через них прямой дорогой, однако Этчелион заверил друзей, что Итилиен совершенно не приглянулся южанам и они пользуются другими дорогами, через Лоссарнах, где за триста лет благополучного мира гондорцы проложили множество прекрасных трактов. Никому не хотелось и близко подходить к мрачным мордорским горам, несмотря на то, что когда-то южане за совесть, а не за страх, служили Великому Тёмному.

Перекрёсток быстро зарастал лесом; сама же крепость Назгулов, Минас-Моргул, бывший Минас-Итиль, была снесена ещё по приказу короля Элессара. И хотя он надеялся, что со временем люди смогут сюда вернуться, никто по доброй воле этого не захотел.

Устье моргульского ущелья оставалось почти таким же, как и в дни похода Хранителей. Давно не осталось даже развалин от древних стен, пропитавшихся старым злом, словно ядом; разбиты в пыль уродливые каменные изваяния, выжжены поля ядовитых цветов, так что в долине не осталось ничего, что носило бы на себе печать Саурона.

Однако, как и от северных гор Мордора, дух Тёмного изгнать оказалось не так просто. Даже вода в каменистом русле журчала мрачно и недобро; даже мох не торопился укорениться на громадных валунах.

Друзья приумолкли. Чёрные горы справа и слева, острые вершины, змеящиеся трещины, серые испарения над бурлящим ручьём – казалось, вот-вот замерцают впереди светящиеся трупным, гнилостным светом стены твердыни Короля-Призрака, пронесётся над узким, точно разруб меча, ущельем жуткий клич Кольценосца, и его чёрная армия вновь двинется в поход…

Здесь не щебетали птицы – им негде было гнездиться; не сновали юркие ящерки, как в совсем близких лесах Итилиена. Дожди размыли песок и пепел, обнажив неподатливую скалу; да ещё оставалась в неприкосновенности прямая дорога через Кирит Унгол туда, за горы, вглубь истинного Мордора.

– А вот и дорога к Шелоб, милашке, – Маленький Гном указал на узкую щель в скале, за которой начинались памятные всем, кто читал Красную Книгу, ступени. – Но, надеюсь, мы не станем проверять, точно ли она сдохла или ещё живёт?

– Не станем, – проворчал хоббит. Они ехали верхами, и Фолко держал лук наготове, хотя вокруг царила мёртвая тишина, нарушаемая лишь бульканьем воды вокруг камней в потоке.

– Ползём тут на виду у всех, – зло бросил Торин, крепче сжимая топорище. – Засесть где-то повыше, и…

– Никого тут нет, – выдохнул Фолко. – Ни живых, ни мёртвых.

– Откуда ты знаешь? – обернулся к нему гном.

Вместо ответа хоббит молча похлопал себя по поясной сумке, где ждало своего конца Мертвецкое кольцо.