– Прежде чем начнется подписание книг, хочу предупредить, – орала Рита, – у Милады пропал голос, это аллергическая реакция на сильные дозы антибиотиков. Еще у нее повреждены пальцы на правой руке, и писать Смолякова не может. Она будет ставить штамп-факсимиле.
– Хорош гундеть! – перебил Риту юношеский голос. – Давай Смолякову!
Водовозова набрала полную грудь воздуха и заорала с яростью кошки, чей хвост прищемили дверью:
– Встречайте! Вот она! Любит вас настолько, что пришла в магазин тяжелобольной! Милада-а Смолякова-а-а!
Загремел бравурный марш, зал взорвался аплодисментами. Из-за стеллажа вынырнула хрупкая фигурка и принялась раскланиваться, прижав к груди крохотные ручки. Пальцы правой руки скрывала повязка. Я облегченно вздохнула. «Желтуха» в очередной раз наврала. Вот она, Милада, живая и почти здоровая.
Глава 3
Толпа превратилась в очередь, и меня оттеснили. Я хотела было вновь постараться протиснуться вперед, но потом сообразила: лучше подойду самой последней. Если никто уже не будет нетерпеливо дышать мне в спину, я смогу спокойно показать писательнице забавное фото. Пристроившись в самый хвост длинной очереди, я стала пропускать вперед всех желающих. Примерно через час около меня возникла симпатичная продавщица.
– Вы крайняя? – весело спросила она.
– Да, да, – закивала я.
– Ну и отлично, велено очередь закрыть, говорите, чтобы за вами не занимали.
Я обрадовалась: вот здорово, небось с последним фанатом Смолякова пообщается дольше всех.
В конце концов старания мои были вознаграждены – я добралась до столика и радостно заговорила с любимой писательницей:
– Здравствуйте! Вы не помните меня? Вы подписывали не так давно, зимой, мне книгу!
Милада заулыбалась, а Водовозова воскликнула:
– Девушка, сами подумайте, мыслимо ли всех упомнить?!
– Я Даша, с собаками… – продолжала напоминать я. – Вот смотрите, какое фото…
– Ой, мопсик! – восхитилась Настя. – И йорк, как у нас. Какие славные!
– Где ваша книга? – нервно потребовала издательская Рита. – Имейте совесть, писательница плохо себя чувствует.
– Эй! – вдруг требовательно закричали сзади. – Газета «Желтуха». Снимочек можно?
Я вздрогнула, повернула голову и увидела молодого парня с лохматой головой, облаченного в донельзя затертые джинсы и мятую рубашку. На шее у него болтался фотоаппарат.
Водовозова прищурила умело подкрашенные глаза.
– Снимайте, вот вам Милада, которую ваша «Желтуха» объявила пропавшей.
– Что за претензии ко мне? – отгавкнулся корреспондент. – Я человек подневольный. Велено снять, вот и приехал. Не нравится, главному жалуйтесь. Так, девушка… Эй, девушка, ау!
– Вы мне? – спросила я.
– Тебе, тебе… Встань слева, протяни Смоляковой книгу…
Я покорно подчинилась нахалу.
– Хм, не очень-то картинка получается… – расстроился папарацци. – Во! Собачку посадите! Вот сюда, на столик.
– Нет, – решительно возразила Настя. – Чуню не дам!
– Да на фиг мне твоя шавка сдалась! Пусть просто посидит возле любимой хозяйки.
– Нет! – уперлась Настя.
– Настюша, – сладко пропела Рита с какими-то странными интонациями, – солнышко мое! Ты же понимаешь, что надо быть вежливой. Устрой Чуню около мамы, всего на минуту!
Прикусив нижнюю губу, девочка покорилась.
– Прижмите к себе Муню, – велел репортер.
– Чуню, – сердито поправила его Настя.
– Мне без разницы… Чуня, Муня, Пуня, Дуня… – захихикал парень, щелкая фотоаппаратом. – Милада, улыбнитесь! Эй, девушка, не корчи рожи! Чуню поближе… обхватите ее…
Смолякова стиснула крохотное тельце. Из Чуни вырвалось негодующее рычание, потом йоркшириха разинула розовую пасть, утыканную острыми, белыми зубами, и… цапнула хозяйку за левую руку. На указательном пальце Смоляковой появились капельки крови.