– Просто когда тебе было пятнадцать, умер твой дедушка и оставил тебе миллион в наследство! – пробормотал сын, однако так, чтобы отец его не услышал.

Милена качнула головой, давая Тициану знак, что спорить с Делбертом не имеет смысла – тот и так был явно на взводе.

Супруг, к счастью, не услышавший комментария сына, в раздражении оттолкнул от себя папку с документами и, не соизволив даже взглянуть на жену и сына, скинул на услужливые руки Хантер Рогофф пальто.

– Эти идиоты! Почему я окружен исключительно идиотами? Если бы все делали, что я велю, наша великая страна давно бы вернулась на прежнюю позицию мирового лидера!

Тициан явно намеревался сказать что-то полемичное, но Милена сжала его руку и снова качнула головой. Сын, выпятив нижнюю губу (вылитый отец!), промолчал.

Громко хохоча, в холл вошел стилист президента, Луи-Огюст. Он тотчас бросился к своему подопечному:

– Ах, месье президент, этот противный ветер растрепал ваши чудесные волосы! Позвольте мне, месье президент!

Милена чуть заметно (насколько позволяли инъекции ботокса) скривилась – она невооруженным глазом видела, что этот не особо талантливый субъект наглым образом копировал стиль и манеру поведения одного воистину гениального человека, единственного хорошего, ныне, правда, уже покойного друга Милены, который когда-то и помог ей начать карьеру модели.

Делберт безропотно вручил себя заботам стилиста, который, вытащив из своего чемоданчика расческу и бутылочку лака для волос, стал колдовать над прической президента.

– К ужину соберется вся семья! – произнес Делберт, так и не посмотрев на Милену.

– Вся семья и так в сборе, – заметила она тихо, на что муж злобно ответил:

– Твоя, дорогая моя, быть может, в самом деле в сборе. Но не моя! Приедут Делберт и Уинстон. А также Эйприл с Шэрон.

Делберт был старшим, а Уинстон – младшим сыном от брака с ужасной югославкой: обоим было уже порядком за тридцать. Эйприл являлась второй дочерью Делберта от брака с Шэрон, голливудской актрисой. Шэрон, в отличие от ужасной югославки, была особой весьма сносной, относившейся к Милене как к предмету обстановки, потому что предпочитала всегда говорить только об одном: о себе, своей карьере и интригах голливудских боссов, упорно не желающих распознать ее актерский талант и сделать из нее «звезду».

– Джереми тоже подлетит, – произнесла серебряным голоском Злата, появляясь вместе с нянькой, которая несла на руках двух прелестных заспанных близнецов. – И мама приедет. Ты ведь не против, папочка?

Милена сжала кулаки. Неужели эта ужасная югославка тоже заявится сюда? И Злата, эта интриганочка, конечно же, уже все устроив, теперь испрашивала у отца разрешения, прекрасно зная, что он его даст.

А вот у нее, своей мачехи и номинальной хозяйки поместья, Злата спросить разрешения так и не удосужилась.

– Ясна тоже приедет? – произнес Делберт. – Отлично!

Злата, повернувшись к Милене, пропела:

– Ты ведь не против, милая моя?

Конечно, Милена была против, да еще как, однако она понимала, что теперь не может возразить.

– Разве мое мнение имеет значение, если Делберт сказал «да»? – ответила в тон ей Милена, и Злата скривилась.

Милена же сладко заметила:

– Твоя матушка прибудет одна или вместе со своим новым мужем? Ах, извини, как я могла запамятовать: она с ним уже развелась. Однако там ведь имелся этот манекенщик, ее любовник… Нет, постой, она его выгнала после того, как застукала в постели со своим же шофером…

Злата, хмурясь, заявила:

– Мама прибудет одна!

Делберт же, сопровождаемый Хантер Рогофф, тем временем принимал подобострастные приветствия от выстроившихся длинной шеренгой слуг – Милена же, подобный смехотворный ритуал ненавидевшая, проскользнула к спрятанному в глубине холла лифту. Наконец-то она могла принять ванну и прийти в себя!