– Прибавки вас нервируют? – спросила миссис Маккой.

– Да.

– А что вы будете делать, если заболеете? – спросила она.

– А что вы собираетесь делать, когда состаритесь? – спросил Блоджетт.

– Я вам уже объяснял это, – ответил он.

Миссис Маккой опустила ноги на пол и, уперев руки в бока, наклонилась вперед.

– Послушай, крошка, – сказала она. – Дай мне посмотреть на тебя. Ты что, смеешься надо мной?

– Что вы, миссис Маккой! Я совсем не смеюсь.

Она с мрачным выражением лица села на кровать в прежнее положение.

– Тут что-то не так, – пробормотала она, недоверчиво глядя в свой бокал.

– Приятель, – сказал Блоджетт, – почему ты сказал, что тебя нервируют прибавки к зарплате?

– Потому что сейчас почти никто не получает прибавок. Я считаю, что от депрессии все должны страдать в равной мере. Понимаете?

Миссис Маккой сухо заметила:

– Понимаю. Вы думаете не как все люди, согласны?

– Да, – сказал Браш, – не как все. Не для того я учился четыре года в колледже и пережил трудное религиозное обращение, чтобы думать как все.

– Понятно... А скажите мне теперь вот что: когда вы женитесь, чем вы замените деньги?

– Извините, не понял.

– Откуда вы знаете, что ваша жена захочет каждый месяц выбрасывать все оставшиеся деньги? Откуда вы знаете, что она, подобно вам, будет с восторгом ожидать приюта для бедняков?

– О, я знаю, – сказал Браш.

– Значит, вы помолвлены? – спросил Блоджетт.

– Я... я практически помолвлен. Видите ли... на самом деле я не знаю, помолвлен я или нет.

– А она... она симпатичная девушка?

– Этого я тоже не знаю, во всяком случае, наверняка. – Браш бросил взгляд на Блоджетта. – Лучше не стоит об этом говорить, – сказал он. – Это часть той большой ошибки, которую я совершил. Вы сказали, чтобы сегодня вечером я не касался таких тем.

– Я теперь все что угодно выдержу, – сказала миссис Маккой. – После теории большой бедности я выдержу что угодно. Вчерашнее утро совсем другое дело. Я не могла терпеть это на пустой желудок, вот и все. Рассказывайте, что с вами стряслось.

Браш снова взглянул на Блоджетта.

– Конечно, – сказал Блоджетт. – Валяй.

– Это весьма интимная история, чтобы рассказывать ее людям... с которыми знаком недолго. Но я очень нуждаюсь в совете. И прежде чем начать, я должен объяснить, как я вообще отношусь к женщинам.

– Минутку, приятель, – сказал Блоджетт, откусывая кончик сигары. – Ты уверена, что выдержишь, сестра?

– Я уже сказала, что все выдержу.

Браш удивленно вскинул брови.

– Ничего особенно трудного вам выдерживать не придется. Я просто хочу, чтобы вы знали, что до того случая я везде искал себе жену. Действительно везде. Почти ни о чем другом я тогда и думать не мог. Мне двадцать три года... вообще-то вчера, когда мы познакомились, был как раз мой день рождения.

– Очень хорошо, – сказал Блоджетт, – поздравляем.

– Большое спасибо... и мне бы уже давно пора было обзавестись семьей...

– Понимаю.

– ... и создать американский дом.

– Что?

Браш доверчиво наклонился вперед.

– Вы знаете, что я считаю самой прекрасной вещью на свете? Это когда мужчина – американец, конечно – садится за воскресный обед в окружении жены и шестерых детей. Понимаете, что я имею в виду?

– Шестерых?

– Да, и чем больше, тем лучше... Вот чего я больше всего хотел, поэтому и искал везде себе жену. И порой даже думал, что нашел ее. К примеру, однажды я пел в церкви... я вам еще, кажется, не говорил, что у меня очень хороший голос, тенор...

– Нет.

– Так вот, говорю. Поэтому, когда я приезжаю в город, где мне предстоит провести воскресенье, я иду к священнику и предлагаю ему свои услуги на время воскресной службы. Пение в церкви воодушевляет. И однажды, когда я пел, среди паствы заметил девушку, показавшуюся мне верхом совершенства. Я пел «Утерянное согласие» и, когда дошел до той части, где требуется петь forte