– Ты хотела повидаться с родителями. Всё логично. Я думаю, это пойдёт тебе на пользу.

Пойдёт ей на пользу. Как будто она была проектом, который нужно настроить. Как будто её эмоции – это система, которую можно починить.

– Да, конечно, – коротко ответила она, поднимая чемодан.

Она знала, что больше не скажет ему ничего. Потому что всё, что она скажет, будет встречено той же ледяной стеной. С ним говорить бесполезно.

Но, уходя, она подумала про себя: "Когда я вернусь, Джон, этой Клэр, которую ты знаешь, больше не будет. И, возможно, я больше никогда не вернусь."

И с этой мыслью она шагнула за порог дома, который давно уже перестал быть домом.

Клэр сидела в кожаном кресле частного самолёта, поглаживая рукой округлый живот. Каждый день ребёнок напоминал ей о своей маленькой жизни: лёгкими толчками, движениями, которые вызывали улыбку, и одновременно напоминали о том, как она ужасно одинока.

Всё вокруг кричало о роскоши. Идеальная обивка кресел. Тёмное дерево отделки. Бокал с шампанским, который ей любезно предложил бортпроводник, хоть она сразу отказалась. Даже воздух казался фильтрованным, безупречным. Здесь не было ни единой царапины, ни следа человеческой слабости. Как и в её жизни.

Первый класс. Забота Джона.

Его слова всё ещё крутились в её голове, острыми осколками впиваясь в её мысли. Забота. Он так это назвал. Первый класс, самолёт, бокал чёртового шампанского – вот и всё, что он мог предложить. Ни объятий, ни слов напутствия, ни прикосновения к её животу.

Она посмотрела в иллюминатор. Город уплывал куда-то вниз, а вместе с ним – её жизнь. Дом, который давно перестал быть домом. Муж, который давно перестал быть мужем.

– Мэм, вам удобно? – вежливый голос бортпроводника заставил её вздрогнуть.

– Да, всё прекрасно, спасибо, – ответила она с натянутой улыбкой. Она всегда умела казаться идеальной. Это было её ролью.

Но внутри всё кипело.

"Ты никогда не спрашивал, как я себя чувствую, Джон. Ты даже не потрудился узнать, как я справляюсь с этой беременностью. Ты просто купил мне билет и посчитал, что на этом всё кончено. Я не твоя кукла, не твоя витрина, Джон. Я человек. Чёрт побери, я человек."

Она положила руку на живот. Малыш шевельнулся, как будто чувствовал её гнев.

"Ничего, мой хороший," – подумала она, – "у нас с тобой всё будет иначе. Я сделаю всё, чтобы ты никогда не чувствовал себя таким одиноким, как я."

Клэр глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Её взгляд начал блуждать по салону. Другие пассажиры – всего несколько человек – сидели в креслах, погружённые в свои дела. В руках у кого-то планшеты, у кого-то бокалы. Все выглядели идеально. Каждый из них был частью этого стерильного мира, где всё куплено, всё подогнано, всё безупречно.

Кроме одного.

Её взгляд остановился на мужчине, сидящем чуть поодаль, ближе к хвосту самолёта. Он сразу бросался в глаза своей резкостью. Казалось, он совершенно не вписывался в это окружение.

Грубые черты лица. Жёсткая линия скул. Небритый, словно не удосужился подготовиться к такой "престижной" поездке. Его куртка выглядела поношенной, помятой, словно он больше привык сидеть в кабине грузовика, чем в кожаном кресле частного рейса.

Клэр нахмурилась. "Что он вообще здесь делает?"

Он казался ей слишком простым, слишком грубым, слишком неподходящим для этого самолёта. Она невольно подумала: "Ему скорее место в эконом-классе."

И всё же она не могла перестать смотреть.

Мужчина сидел, слегка наклонившись вперёд, его локти стояли на коленях. Он смотрел в окно, его взгляд был тяжёлым, отрешённым. Ни малейшего интереса к окружающим. Ни малейшего желания стать частью этого мира.