Сэд так и стоял, глядя ей вслед. А Лида, оказавшись в коридоре, дала волю слезам и бегом бросилась к себе. Обида и разочарование разъедали душу. Принять заточение в чужом мире было бы легче, окажись Алейри таким, каким показался ей вчера, но вот он, настоящий. Мелочный, упивающийся своей властью самодур, эгоист, думающий только о себе и плюющий на чувства других!

Слуга опасливо просунул голову в дверь:

― Я могу убрать книги, господин?

― Оставь! – рыкнул дракон, и дверь тут же закрылась.

Сэд устало опустился в кресло, зверский аппетит куда-то пропал, а на душе было мерзко. Он всё испортил дважды! Сначала утром не прояснил недоразумение, дал ей копить обиду, а теперь вот…

Мужчина подошёл к окну и с тоской посмотрел в небо. От потери крыльев его отделяла только эта худенькая девушка, а он умудрился разворотить едва появившиеся между ними мостки. “Да чтоб твоя чешуя облезла, остолоп!” – обругал он себя и покосился на потёртые корешки фолиантов.

Лидия выбрала довольно серьёзные книги. Помимо учебников в стопке оказались «Хроники Форазора», «Легенды людей-драконов», «Сборник карт драконьих земель», «История драконов» и «Правила этикета. Руководство для юных аристократов». Последнюю книгу Сэд ненавидел с детства, Минари заставляла читать её в качестве наказания за проступки. Причём читать при ней, вслух. А потом строго спрашивала, проверяя, что они с Даро запомнили!

Пепел до сих пор с дрожью вспоминал эти уроки приличного поведения… Сэд-то привык к тёткиной строгости, а Даро рос, как цветок в поле, предоставленный самому себе. Родители его были добрыми, простыми в общении, на утончённость не претендовали, зато отличались гостеприимством, отзывчивостью и обострённым чувством справедливости. Они с большим рвением занимались производством наследников, но в плане воспитания не были столь же настойчивы и методичны. Так что Минари воспитывала и племянника, и его друга. Даро вырос копией отца, взяв лишь немного мягкости от матери, и в нужные моменты умел использовать себе во благо те зачатки манер, что так долго вдалбливала в их головы госпожа Алейри-Зорис…

Сэдолин провёл пальцем по обложке, грубоватая фактура кожи с годами истёрлась, а воспоминания сохранили яркость. Вернуть бы ту простую жизнь! Чтобы самой страшной вещью снова стали уроки этикета у тётушки… И никаких тебе невест и своенравных девчонок из других миров!

Он тяжко вздохнул, собрал книги и писчие принадлежности и отнёс к дверям гостьи. Постучать не решился, вряд ли сейчас она бы его выслушала, да он и не знал, что сказать.

Поднявшись в небо, Сэдолин вновь подлетел к её окну. Девушка сидела на краю огромной кровати, маленькая, потерянная и несчастная. Заплаканные глаза невидяще смотрели в пустоту, и от всей её фигурки веяло бесконечным одиночеством... И всё же, она ведь боролась! Сперва искала выход, потом пыталась приспособиться, не опустила руки… Где она берёт силы, чтобы так держаться в сложившихся обстоятельствах? Сэд понял, что этот контраст внешней хрупкости и скрытой силы и есть та неразрешимая загадка, которая притягивает и поражает. Откуда в этом нежном создании такой мощный внутренний стержень?

Лидия вздрогнула и посмотрела в окно, казалось, прямо на него. Сэд знал, что в темноте, да на таком расстоянии, она не могла его видеть, но… Вдруг ужасно захотелось, чтобы их глаза встретились, как вчера в библиотеке. Захотелось заглянуть в эти бездонные колодцы грозового неба и увидеть в них… Что?

Алейри с трудом поборол желание броситься в замок, вышибить дверь её комнаты и осуществить своё желание, посмотреть в глаза Лидии, чтобы исчез между ними холод и отчуждение. Чтобы всё снова было, как вчера.