– Есть только ручка!

– Давайте! И бумажка.

– У нас все электронное. Разве что сто рублей, – пошуровал он свободной рукой в кармане.

– Давай, – грозно уставилась на него я.

Я написала свой номер на купюре и внизу подписала: «Нравятся мои визитки?» Пошла к столу. Ноги чуть тряслись на каблуках. И это у меня? Я живу жизнь без любви, у меня такого не бывает. Я же бесчувственная. Точно вам говорю. Длинное шелковое платье прилипало к ногам, волосы путались и падали на губы. Пока шла, пыталась выплюнуть несколько прядей, но они все так же прилипали к блеску, которым я зачем-то намазалась. Одним словом, кинематографичной сцены так и не вышло. Никаких аплодисментов и криков «браво».

Макс сидел ко мне спиной и, жестикулируя, что-то рассказывал. Курносая нимфа вылизывала его взглядом, как окотившаяся Мурка своих новоявленных чад. Заприметив, что я пру на них, как эскадренный миноносец, она округлила глаза и пыталась знаками показать Максу, что не самым плохим решением было бы обернуться.

Я резким движением положила деньги на стол. Если бы чуть промедлила, то точно бы споткнулась в духе Чарли Чаплина.

– Вот, возвращаю свой долг. С процентами. – Я чувствовала себя отлитым в бронзе Шивой, сошедшим со своего пьедестала в Дели и размахивающим своей тримулой перед оцепеневшей толпой.

Девушка ошарашенно и вопросительно уставилась на Макса, не понимая, почему незнакомая девица возвращает ему такой курьезный долг, и, что самое смешное, не зная, при каких обстоятельствах он был дан.

– Кстати, это Ника, – попытался представить нас Макс. – А это Марина.

– Если честно, то Маша, – вконец застала я его врасплох.

Лицо Макса зарделось. Я скинула свою тревогу, как прикуп в преферансе, и вслушивалась, как тахикардия отступает на задний план.

Ника потеребила его по плечу с неким сочувствием и иронией одновременно.

– И не стыдно тебе путать имена! Машенька, простите, он у меня правда не всегда тактичный! А ты извинись перед девушкой!

Он у НЕЕ. Все понятно. Отчаливаю.

– Учитывая обстоятельства знакомства, в этом нет ничего страшного, – решила я хоть как-то сгладить ситуацию. Вышло бездарно. Ну хоть масла в огонь подлила, уже приятно. Ревность варварски захватывала меня, как голодные оккупанты лакомые земли.

Ситуацию спас Эмиль, которого мама отправила на поисковую операцию, дабы вернуть меня в лоно мероприятия. Эмиль оказался человеком известным: до того как начать барыжить колумбийским кофе, он снял спорный документальный фильм о мигрантах из стран ближнего зарубежья, которые хорошо обустроились в Москве. Половина его знакомых считала работу проплаченной пиар-акцией, дабы заманить побольше дешевой рабочей силы из, например, Приднестровья в Первопрестольную. Другая часть восторгалась классовостью и дружностью восточных народов, где брат тянул брата, как репку в одноименной сказке. Эмиль гневно шепнул мне на ухо, что достаточно диссидентства, но выглядело это двусмысленно.

– Представишь своего возлюбленного? – встряла Ника.

– Разочарую, это не возлюбленный, – задрав брови, уставилась я на Нику, а потом сразу перевела взгляд на Эмиля. – Можно я буду звать тебя папой?

Тот мигом покраснел, потом позеленел и сменял цвета дальше, напоминая своей растерянностью хамелеона. Второй раз удачно скинула прикуп. Не зря в шесть лет папа усадил меня за стол с колодой карт, отбросив шестерки, и, едва умевшую считать, научил расписывать пульку.

– Тебя мама просила подняться, – повторил Эмиль, на этот раз во всеуслышание.

– Это гражданский муж моей мамы! – объяснилась я.