– То есть мы сводим все к версии банального ограбления? Никак не связываем просьбу Бремена о защите и его заявление насчет смерти Ларне с этой троицей?

– А ты думаешь, что грабители и незнакомка пришли именно за бумагами Ларне?

– Если бы я знал, что в тех бумагах, я бы смог более четко выстроить версию. Сейчас главное – не взять ложный след.

Горский молчал. Аскольд смотрел на него, пытаясь понять, известно ли куратору, какие документы собирался продать русской разведке Бремен.

– Я не знаю, что было в бумагах, – заговорил наконец Горский. – Глава резидентуры в Париже об этом тоже может не знать. Скажу лишь, операция на личном контроле у императора. Важность документов неоспорима. Но искать похитителей нет времени.

– Тогда мы в тупике, – вздохнул Аскольд. – К утру бумаг не будет в Берне…

– Нас тоже не будет. – Горский вновь полез в секретер за коньяком. – Полиция начнет копать под Бремена и уже копает под тебя. Рано или поздно они выяснят, кем на самом деле был покойный, чем занимался, и выйдут на нашу фирму. Дальше сложить два и два будет проще простого.

Аскольд не ожидал такого поворота, он рассчитывал на поддержку куратора. То есть считал, что они с Горским выработают алгоритм действий и в ближайшие часы отправятся на поиски бумаг.

– Э-э… – Аскольд все-таки решил не озвучивать мысли. – Куда едем?

– В Париж, на доклад к Вязовскому. – Горский поставил перед ним наполненный коньяком бокал. – Выпей еще и постарайся поспать хотя бы пару часов. А я пока таксо закажу на утро.

– Но пытаться сесть на дирижабль очень рискованно. Полицейский контроль на летном поле наверняка будет усиленный. Если меня вдруг опознают в воздухе, с дирижабля не сбежать.

– А кто сказал, что таксо отвезет нас на летное поле?

Аскольд уставился в спину куратора – действительно, с чего он взял, что Горский хочет выбраться из Швейцарии по воздуху?

– Более того, – куратор обернулся в дверном проеме, – сначала поедем на юг, вглубь страны, а там решим, на чем лучше отправиться в Париж.

Аскольд остался в комнате один. Собрался было глотнуть коньяка, но пить расхотелось – во второй раз по нелепейшей случайности погиб ценный источник информации. Покинуть Берн, не вернув бумаг, означает поставить крест на карьере нелегала, начавшейся чуть больше месяца назад. Но задержаться в городе – значит не подчиниться приказу куратора, которого он тоже подвел под удар…

Он перебрался из кресла на узкий гостевой диван рядом с секретером, одну руку подложил под голову, другой нащупал медальон в брючном кармане.

Если выяснить, есть ли связь между незнакомкой и грабителями, можно установить истинный мотив их поступков и попытаться взять след. Но Горский прав – на расследование времени нет. Им нужно уходить из города, и как можно скорее, пока не угодили за решетку.

Аскольд вытащил из кармана медальон и в очередной раз внимательно осмотрел его.

Чей же ты? Убийцы, его напарника, незнакомки? Или лежал в сейфе у Бремена вместе с бумагами Ларне?

– Их там не было, Лео! – повысила голос Ева. – Не было!

Леопольд Фогт спокойно выдержал ее взгляд и приказал:

– Нико, выясни, куда эти бездари слиняли.

Хлопнула дверь, по железной лесенке забухали шаги – Нико покинул каморку, где остались Ева, Леопольд и еще двое парней, готовых выполнить любое распоряжение главаря.

Сказать, что Фогт был удивлен, – не сказать ничего. Он был в ярости. Своих людей пожилой вор держал в железном кулаке. В преступном мире Берна его боялись и уважали, любили и ненавидели, но четко знали: слово Фогта нерушимо и его люди поставят на ножи всякого усомнившегося в этом. Невыполнение поручения главаря в банде приравнивали к предательству и карали смертью.