– Уходишь, Рен? – смотрит на меня матушка, потирая глаза руками.

– Да, – просто киваю.

Слова не нужны. Они сразу понимают причину.

– Найди её, сын, – мрачно произносит отец, кладя огромную ладонь на моё плечо. – Если что-то случилось, позаботься о ней. Ты – старший!

Выдерживаю его строгий взгляд. Отыщу. Обязательно.

– Возвращайтесь вместе, сынок. Заклинаю, возвращайтесь! – всхлипывает мать.

Прижимаю её к себе, такую маленькую, словно ребёнка, нежно целую в морщинистую щёку.

– Здесь всегда будет ваш дом. Возвращайтесь, – повторяет она. – Хочу ещё увидеть вас, пока земля не забрала меня в свои объятья.

– Вернусь, матушка, – обещаю ей, глядя в серые печальные глаза.

Она целует меня несколько раз. Смотрит, но ничего не говорит, словно понимает, что расставание будет долгим. Видно, знала всё ещё вчера и специально обнадёживала отца. Мы смотрим друг на друга, надеюсь, что не в последний раз, но в спину почему-то звучат такие слова:

– Прощай, Рен, да хранит тебя лес, да поможет тебе природа!

Стискиваю зубы, хочется повернуться, но если сделаю это, то не смогу сделать следующий шаг. Через несколько минут ныряю в шумные и такие родные Лесные Холмы с Западных Ворот, понимая, что увижу родное селенье ещё не скоро.

Базарная улица пронзает деревню насквозь, словно стрела умелого лучника мишень. Сейчас здесь слишком людно, я мысленно прощаюсь и срезаю по переулкам. Так путь будет длиннее, но времени уйдёт меньше. Из-за каравана на центральной улице не протолкнуться.

Уйдя с Базарной я, подобно кошке, иду тихими переулками, двигаясь быстро, хоть и знаю, что караван отбудет лишь на восходе следующего дня. И как местные кошки, я хорошо знаю все короткие пути. Обходя невыложенные камнем топкие места после недавнего дождя, улавливаю сладостный аромат свежих лепёшек и сразу решаю заглянуть к их создательнице.

Она только вынула из каменной печи противень, и пряный запах заполонил округу, привлекая внимание местных. У неё торговая палатка на Базарной, но пекарню держать там накладно, поэтому быстроногие мальчишки за медные орионы или выпечку таскали туда корзинки пополняя запасы для торговли.

– Спасибо, бабушка Ита, – улыбаюсь я седовласой почти беззубой старушке, обменяв один орион на хрустящую румяную сдобу.

– Заходи, Рен, всегда рада тебя видеть! – отвечает она улыбкой, показывая остатки зубов, и смотрит на монету. – А что так много? Меньше нет? У меня сдачи нет.

– Забегу, бабуля, – киваю в ответ с лёгким поклоном, чтоб не разнести навес, а сам не знаю, когда это свершится вновь. – Вот тогда и сдачу дашь.

Миную ещё одно шумное место. На небольшой площадке между домами побогаче разбили с разрешения старейшины временный рынок. Редкие для Лесных Холмов дома с первыми каменными этажами. Местным толстосумам не по статусу столько ходить, а последствия в виде дождя и грязи могут запачкать их одежды. Шум, гам, выкрики людей, называющих цену, звон монет при расплате. На несколько мгновений погружаюсь в этот несмолкающий гвалт, несмотря на свои крупные размеры, подобно ручью, текущему сквозь камни, огибаю быстро снующий народ. Но для меня такой медленный. И опять ныряю на безлюдную тропу между домов.

На одной из тихих улочек я вижу старика, сидящего в окружении детей. Он оживлённо рассказывает им какую-то историю, а мелкотня с интересом заворожённо его слушает. Хорошо поставленный голос дедка заставляет меня остановиться и присоединиться к этой идиллии.

– Жил да был когда-то в одной деревушке паренёк по имени Лей. Он с пелёнок мечтал стать могучим героем. Хотел одним ударом расколоть луну. Тогда-то все и увидят, какой он – великий воин. Тренировался Лей усердно, книжки читал, зелий да пилюль всяких наварил, каких в столице не знали! Паренёк он был глуповатый, но упёртый. Света белого не видел, всё энергию собирал да дрался, то с собой, то с зверьём.