Но, ко всему этому к борту нашей семейной шхуны начали прибиваться всевозможные проблемы. Самыми безобидными из них казались те, где люди просто злословили, слали проклятия на нас или говорили какие-нибудь гадости. Чуть хуже оказались ситуации, когда нам измазали краской входную дверь в квартиру, а папиной машине прокололи во дворе ночью все четыре колеса. Мама постоянно жаловалась на нечестных заемщиков, которые одалживали у нее деньги и не стремились их возвращать.

С этим в школе столкнулся и я.

– У вас все равно много! – заявил мне один из одноклассников, намекнув в мой адрес о простой формальности в необходимом отсутствии у меня претензий к нему по случаю невозвращенного долга.

– Забудь. Твой брат еще чего-нибудь там намалюет, – услышал я от второго, также не желавшего расставаться с моими деньгами в своем кармане.

– Закажи на весь класс пиццы с доставкой. Чего тебе стоит? – произнесла моя одноклассница и ее поддержали абсолютно все.

Я заказал. Но, как потом оказалось: зря. Скрягой я никогда не был. А лучше бы им стал. Один раз дав слабину, я подставил шею, на которую тут же попытались взгромоздиться все, кому не лень. Впрочем, благодаря репутации нормального компанейского парня, я не испытывал крайне сложных проблем в общении в школе. Новым телефоном или кроссовками я не кичился. Оставался таким же, каким был раньше.

Новый телефонный звонок вывел меня из оцепенения. Сколько не звонил нам кто-нибудь в течение дня, но именно сейчас, почему-то, меня передернуло от самого звука мелодии. За закрытой в комнату дверью послышались шаги бегущей по коридору бабушки к оставленному на кухне телефону. Шум возни, привычное начало разговора взволнованным голосом. Непродолжительная пауза. Видимо, она слушала того, кто был на противоположном конце провода. Вдруг что-то громко ударилось о пол. Послышался протяжный звук, произведенный непонятно чем или кем. После этого на кухню побежал дедушка. Мне ничего не оставалось, кроме как направиться за ним, так как все случившееся казалось подозрительным.

Я застал их на кухне. Дед удерживал обмякшую и почти упавшую на пол бабушку за плечи. Та была ужасно бледной. Глаза ее были полны слез и не выражали абсолютно ничего. Она смотрела сквозь меня и на меня одновременно. Губы ее медленно шевелились в попытке что-то нам сказать.

– Ну? Что там? – не выдержал дедушка, усаживая ее на табурет.

Я кинулся к кувшину с водой.

– Тимочку парализовало, – наконец выдавила из себя бабушка очень сдавленным голосом.

Поток вдыхаемого воздуха застрял во мне где-то по пути к легким. Стакан для воды я так и не смог взять в руку и оставил его возле кувшина. Стены кухни, окно, холодильник поплыли передо мной.

– Подержи ее, Костик! – взбодрил меня голос дедушки, который прямо в эту секунду передавал мне в руки слабеющую от избытка эмоций бабушку.

– Ой, ой, ой! – тихо выдавливала она из себя.

Я придерживал ее за плечи, пока для нее готовилось что-то из лекарств, лежавших в нашей домашней аптечке.

– Звонить в скорую? – Пришел я в себя, спрашивая дедушку.

– Нет. Пока не надо, – быстро ответил мне он и начал вливать в рот бабушке что-то из маленькой кружки.

Едва он это проделал, как мы проводили ее в комнату и уложили на диван.

– Тимочку парализовало! – снова напомнила нам она о трагедии, в которую сложно было сейчас поверить.

Дедушка сел возле нее на край диван. Я встал рядом, но не смог долго находиться без дела. Поток непонятных мыслей разрывал мою голову на части. Что-то навалилось на меня так сильно, что я неудержимо зарыдал, не в силах справиться со своими эмоциями. Слезы лились сами собой минут пять или больше. Я смотрел в окно комнаты и не видел в нем ничего, кроме света.