– И кто выносит решение? – спросил Селган. – О, погодите, кажется догадываюсь. Это решает Бог, так ведь?

– Именно. По крайней мере, они в это верят.

– Но почему? Почему они верят в нечто настолько нелепое?

Понтер слегка пожал плечами:

– На основании исторических свидетельств, оставленных людьми, якобы общавшихся с Богом.

– Исторических свидетельств? – удивился Селган. – А сейчас кто-нибудь общается с этим Богом?

– Некоторые утверждают, что общаются. Но я так понял, что это ничем не подтверждается.

– И этот Бог, он что, является арбитром для каждого человека?

– Предполагается, что да.

– Но в мире 185 миллионов человек; многие тысячи умирают ежедневно.

– Это у нас. В их мире живёт больше шести миллиардов человек.

– Шести миллиардов! – Селган покачал головой. – И каждый каким-то образом будет после смерти помещён в одно из двух мест, которые вы упомянули?

– Да. После суда.

Понтер увидел, как у Селгана поменялось выражение лица. Детали глексенских верований явно заинтриговали скульптора личности, но его основным интересом были мысли самого Понтера.

– «После суда», – повторил он, словно это слово было мясом, вкусом которого стоило как следует насладиться.

– Именно, суда, – сказал Понтер. – Вы не понимаете? У них нет имплантов-компаньонов. У них нет архивов алиби. Они не ведут подробную запись всех своих действий на протяжении всей жизни. У них ничего этого нет, потому что они верят, что им ничего этого не нужно. Они считают, что Бог смотрит на них и видит всё – и даже присматривает за ними, оберегает. И они верят, что никакое злое деяние в конечном итоге не может сойти никому с рук.

– Но вы сказали, что совершили нечто ужасное.

Понтер смотрел в окно на свой мир.

– Да.

– Там? В том, другом мире?

– Да.

– Но вы не разделяете веру в этого их Бога.

Понтер фыркнул:

– Конечно нет!

– И вы считаете, что вас никогда не будут судить за плохой поступок, который вы совершили?

– Именно. Не сказать чтобы это было идеальное преступление. Но в том мире ни у кого нет никаких оснований подозревать меня, а здесь ни у кого не может быть причин потребовать просмотра именно этой части моего архива алиби.

– Вы назвали это преступлением. Было это деяние преступным по меркам того, другого мира, в котором вы находились?

– О да.

– А мы посчитали бы это преступлением, соверши вы его здесь?

Понтер кивнул.

– Что вы сделали?

– Я… мне стыдно об этом рассказывать.

– Я ведь сказал, что не собираюсь вас судить.

Понтер неожиданно для себя вскочил на ноги.

– В этом-то всё и дело! – воскликнул он. – Никто не будет меня судить – ни здесь, ни там. Я совершил преступление. Я получил удовольствие, совершая его. И да – завершим ваш мысленный эксперимент, – да, я сделал бы это ещё раз, доведись мне пережить тот момент снова.

Какое-то время Селган молчал, по-видимому ожидая, пока Понтер успокоится.

– Понтер, я могу помочь вам, если вы мне это позволите, – сказал он. – Но вы должны говорить со мной. Вы должны рассказать мне, что произошло. Почему вы совершили это преступление? Что к нему привело?

Понтер снова сел, перебросив ноги через седлокресло.

– Я начну с моего первого посещения другой Земли, – сказал он. – Тогда я познакомился с женщиной по имени Мэре Воган…

Это был последний вечер Мэри в Садбери, и она испытывала неоднозначные чувства.

Она не сомневалась, что отъезд из Торонто пошёл ей на пользу. После того, что там произошло – «Боже мой, – подумала она, – неужели всего две недели назад?», – покинуть город, вырваться из окружения, которое постоянно напоминало ей о том ужасном вечере, было, несомненно, правильным решением. И хотя завершилось всё на немного грустной ноте, она бы ни на что не променяла те дни, которые провела с Понтером Боддетом.