– Так вот, почему бы вам не отправиться с ним, когда он будет возвращаться? Неандертальцы очень щедро делятся с нами своими знаниями о генетике и биотехнологиях, но ведь всегда есть чему поучиться. Я бы хотел, чтобы вы остались в их мире подольше – скажем на месяц, – и попытались узнать как можно больше об их биотехнологиях.

Мэри ощутила, как её сердце возбуждённо забилось.

– С превеликим удовольствием.

– Очень хорошо. Не знаю, правда, как вы там устроились в плане проживания…

– Я жила у партнёрши партнёра Понтера.

– Партнёрши партнёра… – повторил Джок.

– Ага. Понтер состоит в союзе с мужчиной по имени Адекор – ну с которым они вместе создали квантовый компьютер. Адекор одновременно состоит в союзе с женщиной по имени Лурт, химиком по специальности. И когда Двое порознь – то есть когда неандертальские мужчины и женщины живут отдельно, – я живу в доме Лурт.

– Ах, – сказал Джок, качнув головой. – А я-то считал, что в «Молодых и дерзких»[5] запутанные семейные отношения.

– О, это-то просто, – улыбнулась Мэри. – Джек Аббот был женат на Никки, урождённой Никки Рид. Это было после того, как она побывала замужем за Виктором Ньюманом – после первых двух раз, но до третьего. Но потом Джек женился на…

Джок замахал руками:

– Хорошо, хорошо!

– Так вот, как я сказала, Лурт, партнёрша Адекора – химик, а неандертальцы считают генетику отраслью химии – что, если подумать, так и есть. Она сможет свести меня с нужными людьми.

– Отлично. Так что, если вы желаете снова побывать на той стороне, то нам пригодилась бы информация, которую вы соберёте.

– Желаю ли я? – сказала Мэри, пытаясь совладать с возбуждением. – Католик ли Папа?

– Был в последний раз, когда я проверял, – ответил Джок, сдержанно улыбнувшись.

И, как вы увидите, сегодня я буду говорить только о нашем будущем – о будущем Homo sapiens. И не только потому, что моя речь – это речь американского президента. Нет, дело не только в этом. Дело в том, что в данном случае наше будущее никак не связано с будущим неандертальцев.

Корнелиус Раскин боялся, что эти ненатурально реалистичные кошмары никогда не прекратятся: проклятый троглодит кидается к нему, бросает на пол, увечит. Каждое утро он просыпался весь в поту.

Бо́льшую часть того дня, когда Корнелиус сделал ужасное открытие, он провёл, свернувшись в постели клубком и обхватив себя руками. Несколько раз начинал звонить телефон – как минимум один раз это наверняка звонил кто-то из университета, чтобы поинтересоваться, где он, чёрт возьми, шляется. Но он в тот момент был совершенно не в состоянии ни с кем разговаривать.

В тот же день вечером он позвонил на факультет генетики и оставил сообщение на голосовой почте Кейсер Ремтуллы. Он всегда ненавидел эту женщину и ненавидел её ещё больше сейчас, когда с ним сотворили такое. Но он сумел совладать с голосом, чтобы сказать, что заболел и несколько дней не сможет выйти на работу.

Корнелиус внимательно следил, не появится ли в моче кровь. Каждое утро он тщательно прощупывал шрам на предмет протечек, регулярно измерял температуру, чтобы убедиться, что его не лихорадит. Его часто бросало в пот, но температуры не было.

Он всё ещё не мог по-настоящему поверить – не мог осознать случившееся. Немного болело – но боль уменьшалась с каждым днём, и кодеиновые таблетки хорошо помогали: слава богу, их в Канаде отпускают без рецепта. Он всегда держал в доме запас и поначалу принимал их по пять штук за раз, но потом вернулся к одинарной или максимум двойной дозе.

Впрочем, помимо приёма болеутоляющего, Корнелиус совершенно не знал, что делать. Он определённо не мог обратиться к своему врачу – да и к любому другому врачу тоже. От врача его увечье никак не скрыть – и кто-нибудь обязательно разболтает. А Понтер Боддет был прав – на такой риск Корнелиус пойти не мог.