– Ядрена вошь! – не выдержал Гарсон, уже сев в машину. – Настоящий фельдфебель! Неужели хоть когда-нибудь кто-нибудь согласился провести с ней романтический вечер? Руку даю на отсечение, что из музыки ей больше всего по вкусу военные марши. А любимый цветок – кактус, да чтоб колючки погуще.

– А меня, скажу я вам, бесит как раз то, что она права. Вот мы явились и задаем ей вопросы про папочку – через пять лет после его убийства. И что? А то, что выглядим мы смешно с этим своим допросом, толку от которого ноль. Она, по крайней мере, не скрывает того, что думает про нас. Уверяю вас, Гарсон, если мы в самое ближайшее время не обнаружим какой-нибудь важной зацепки, это дело отправится прямиком туда же, откуда оно вылезло, – в ящик стола, будь он неладен.

– Между прочим, буквально при каждом расследовании у вас случается всплеск отчаяния. На сей раз, правда, – довольно рано. И возможно, это хороший признак.

– Хватит меня подкалывать, Гарсон. Итак, я еду в Ронду, а вы тем временем допросите младшую дочь Сигуана, может, чего там и наковыряете. Хорошенько к ней присмотритесь.

– Третья дочка короля Лира?

– Ага. Вот сами увидите, сколько в ней будет нежности и любви к памяти покойного отца. Готова поспорить на что угодно.

– Не хочу я спорить – вы в таких странных вещах куда лучше разбираетесь.

– Вернее сказать, в таких бесполезных вещах, Фермин. Да, здесь я просто мастер.

Я приехала домой. Ни Маркоса, ни домработницы не было. Я проверила свой электронный билет: самолет вылетал из Барселоны через три часа. Я распечатала список мебельных магазинов Ронды. Сунула в легкую дорожную сумку все необходимое. И почти покончила с этими делами, когда вернулся Маркос. Он поцеловал меня.

– Куда собралась?

– В Ронду, попытаюсь получить свидетельские показания, которые могут оказаться очень важными.

– Ты ничего мне не говорила.

– Решение принято только что, но я быстро вернусь. Начальство теперь желает, чтобы поездки были короткими. Денег мало, даже Гарсону не позволили со мной ехать.

– Очень жаль, а я заказал столик в замечательном ресторане, чтобы мы могли вдвоем спокойно поужинать.

– Поужинаем, когда я вернусь.

– Это будет не то же самое.

– То же самое, только через один или два вечера.

– Ни завтра, ни послезавтра у меня не будет дня рождения.

Никогда, никогда я с такой силой не мечтала, чтобы вдруг, ни с того ни с сего, разразилось какое-нибудь стихийное бедствие, пусть хотя бы средней силы: ну, например, задул ураганный ветер, который заставил бы нас закрыть все окна, или началось слабенькое, по шкале Рихтера, землетрясение, или, по крайней мере, хлынул проливной дождь. Что угодно, лишь бы мне не пришлось выдавливать из себя извинения за мою ужасную забывчивость. Но погода оставалась спокойной, светило солнце, так что я пробормотала:

– Ах, прости, дорогой, мне правда очень жаль. Совершенно вылетело из головы. Я даже не знаю, как мне извиняться перед тобой!

– Не беспокойся, Петра. Я понимаю, что ты вся в делах.

Я попыталась отыскать объяснение психологического плана:

– Причина не только в том, что у меня много работы, хотя ее и правда выше крыши. Просто на первых этапах расследования нового и трудного дела, а это дело трудное, оно меня целиком поглощает, и у меня случается помрачение рассудка. Поверь, через несколько дней оно пройдет.

– Успокойся. Если здраво рассудить, это не так уж и важно. Ну, отметим мой день рождения, когда ты вернешься. А я желаю тебе удачной поездки в Ронду.

Он произносил все эти слова утешения и сочувствия с лицом святого, терпящего поругание от неверных, и у меня появилось желание прекратить эти муки, шмякнув его чем-нибудь по голове. Я, разумеется, ничего такого не сделала, а только поцеловала мужа в щеку. Потом схватила сумку и рванула в аэропорт. В такси, дав полную волю раздражению, я позволила своим мыслям попастись на охваченных гневом и яростью территориях феминизма: да, конечно, забыть о дне рождения супруга или супруги – это классика семейной жизни. Однако обычно такие вещи забывает муж, и критическая ситуация разруливается после пары упреков и обещания загладить вину, приправленных потоком поцелуев и подхалимской лестью. Но стоит проявить забывчивость жене, как события окрашиваются в трагические тона, и кажется, будто удар нанесен по любви, основам супружества и чуть ли даже не по конституции страны. Мне хотелось зарычать. Правда, за смятение, бушевавшее у меня в душе, в конце концов заплатил бедный таксист, которому я довольно грубо ответила, когда он спросил, к какому терминалу меня подвезти. Ну и ладно, он наверняка человек женатый, а значит, и за ним водятся какие-нибудь грехи, которые он должен искупить.