- Вас сюда никто не приглашал, - огрызаюсь на ходу. – Допивайте чай и уматывайте. Никаких разговоров ни с кем я вести не собираюсь. Ни сейчас, ни в будущем.

Разворачиваюсь и с Аськой на руках иду в спальню. Сразу удрать не получится. Агурский не уйдет так просто.

- Аня, - вздыхает мне в спину мама. Начинает оправдываться. Что-то объясняет Глебу про мой несносный характер. Вот именно в такие минуты мне хочется остаться сиротой…

- Мамочка, - шепчет дочка, ложась в кроватку. – А этот дядя сказал, что я его племянница…

- Нет, моя милая, он обознался, - глажу Аську по голове и силюсь не разреветься. По документам, конечно, Глеб - родственник, а фактически – злейший враг. Маленькой девочке невозможно понять все хитросплетения нашей жизни. Да мне до сих пор трудно сообразить, как я умудрилась угодить в эту кучу гуана, и как мне из него выбраться.

Читаю дочке книгу, а сама прислушиваюсь к происходящему в квартире. Слышатся голоса. Потом хлопает дверь и наступает тишина. Наверняка непрошеные гости отчалили, надеясь вернуться завтра. Никто не станет среди ночи качать права. Агурский, конечно, отморозок, но не до такой же степени.

Как только малышка засыпает, прохожу к себе в спальню. Устало плюхаюсь в креслице около туалетного столика. Внимательно смотрю на свое отражение. Глаза, полные страха, поджатые губы… Что же делать? К кому обратиться за помощью? Тут даже варианты перебирать не надо. Ответ на поверхности. Никто не придет на помощь. Некому! Только бежать!

Останься Павлик в живых, все бы сложилось по-другому… Но сейчас… Сердце снова заходится от боли. Ноет, как сумасшедшее.

Точно знаю, кому сказать спасибо за себя, за любимого. За нашу поломанную жизнь.

Нужно уезжать. Прямо сейчас! Плевать на ночь и мамины уговоры. Уехать в Стамбул или в Палермо. Затеряться там. И все начать сначала. Опять…

Остервенело стягиваю с себя вечерний наряд, надеваю розовый трикотажный халат с кружевными вставками. Сняв сережки, прячу их в шкатулку и бегу в ванную. Быстро смываю мэйкап, а затем плескаю на лицо холодную воду. Потираю уши, как когда-то учил отец. Мысли сразу встают на место. Нужно сначала поговорить с мамой. Объяснить ей. Попробовать убедить ее уехать с нами. Мне одной с маленьким ребенком на новом месте будет тяжело.

- Мам, - вбегаю на кухню. – Я без тебя не справлюсь.

Мама лишь на секунду отвлекается от мытья посуды и скашивает глаза в сторону зала. Молча мотает головой.

Глеб все еще здесь?

6. 6. Пощечина

Несусь  в полутемный зал и не сразу замечаю Агурского, растянувшегося в кресле.

- Что вы здесь делаете?! – срываюсь на крик. – Убирайтесь. Слышите!

Но он даже не шевелится. Уснул, зараза! Или притворяется.

- Глеб Александрович, - прошу настойчиво. – Пожалуйста, уходите. Вам тут нельзя оставаться…

Бесполезно.

Снова несусь к матери и самой себе напоминаю ведьму. Только метлы не хватает.

- Мам, - зову тихо. – А где Мальвина?

- Так я ее в кладовке заперла, - вытирает руки мать. – Она  Лешу знает. А если этого господина покусает, или его туфли погрызет, потом проблем не оберешься…

- Конечно, -  киваю я и, проходя мимо, снова заглядываю в зал. Агурский все так же неподвижно сидит в кресле. Уснул, наверное.

«Ну, ничего, - усмехаюсь криво. – Сейчас мы тебя разбудим!»

Выпускаю из плена гладкошерстную серую псину неизвестной породы. Мальва больше похожа на корги. Только характер гадкий. Своих обожает, а посторонних не выносит. Почти никогда не лает и кусается исподтишка. Та еще зараза!

Совершенно спокойно наблюдаю, как наша неадекватная собака несется в зал и со всей дури хватает Агурского за ногу. Он аж вскрикивает от неожиданности.