Тем временем Тацуда попрощалась с глашатаем и заперла дверь на ключ. «Ну, сейчас набросится на меня с претензиями», — подумала я с тоской. Но, к моему удивлению, ничего подобного не произошло.

Надсмотрщица принялась расхаживать по комнате, прощупывая ладонями стены, даже перчатки для этого сняла. Я не сразу сообразила, чем магесса занимается, но потом, когда та начала заглядывать в ящики, поняла: ищет подслушивающие артефакты.

Об этих и еще многих других магических устройствах я узнала из книг, которыми меня снабдило тайное общество. Хоть я и должна была исполнять роль невинной эрийской девы, но базовые знания по магии благодаря им все-таки получила.

Признаться, с большим интересом изучала магические законы, аксиомы и правила. Колдовать, правда, не могла, поэтому ограничилась тем, что запоем проштудировала пособия от корки до корки и зазубрила каждое заклинание, чтобы потом, когда с меня снимут подчиняющие браслеты, попробовать использовать свою силу. Очень не терпелось что-нибудь наколдовать.

Тацуда, разумеется, уверяла, что я все равно не смогу. В эрийках, в отличие от мужчин, магия пробуждается после первой брачной ночи. Оттого девушек и стараются выдать замуж пораньше, чтобы поскорей высвободить магию, которая с каждым годом растет внутри них. Иначе юные тела могут не выдержать — перегорят. То есть попросту умрут…

Сначала я не поверила в эту белиберду, но однажды надсмотрщица принесла пособие по магической биологии. Там я и нашла подтверждение ее слов. В книге все объяснялось в мельчайших подробностях: и про лишение невинности, и про открытие магических каналов.

Бывали и исключения из правил. Это когда сила выбиралась наружу у девственниц. Свободные магессы — так их называли.

Сие случалось редко, и сведения о них хранились в тайне. Потому и оброс этот феномен великим множеством разнообразных легенд. Но суть всех сводилась к одному: подобные девушки прокляты Беспутным Аргором, а тот мужчина, который вступит с ними в интимные отношения, будет поглощен их силой и превратится в прах.

— Естественно, доказательств этим поверьям нет, да и свободных магесс уже не встречалось несколько столетий, — пояснила Тацуда на одном из наших уроков и положила фолиант в стопку к остальным.

До сих пор помню тот поздний вечер. Ураганный ветер свистел за окном, дождь бил в стекло.

— А если они появляются, что с ними делают? — поинтересовалась я на всякий случай, хотя ответ, кажется, уже знала.

Взгляд женщины стал серьезным как никогда, и она ответила холодным голосом:

— Ничего не делают.

После чего быстро закончила наш урок и поспешно удалилась.

Я была уверена, что она соврала. Потому что каждое слово, как бы сильно наставница не пыталась это скрыть, было пропитано болью потери. Мне эта боль была знакома не понаслышке, поэтому я не могла ошибиться. В темных глазах Тацуды ее было не меньше, чем когда-то давным-давно у меня. И что-то мне подсказывало — участи свободных магесс не позавидуешь. Скорее всего, их не оставляют в живых…

Из омута воспоминаний меня выдернула Тацуда. Она вышла из крохотной ванной и, подойдя к кровати, на которой я сидела, бросила на покрывало остро заточенный карандаш и гребень из белой кости.

— Нашла всего два, причем с очень слабой магией. Это странно, — доложила она, как солдат перед командиром, и тихо вздохнула.

Женщина выглядела как увядший цветок. Через плотный слой пудры проглядывали темные круги под глазами; несколько локонов выбилось из высокой прически; на коротком лбу блестели капельки пота, а взгляд магессы был поникшим и немного отстраненным.