В каюте все оказалось перевернуто вверх дном. Пустой чемодан лежал на соседней койке на боку, а все вещи из него были раскиданы по полу. Голубое кружевное платье имело пьяный вид, потому что висело на углу навесной полки, зацепившись за нее веревочкой с ценником. Возле двери в ряд стояло шесть пар обуви из чемодана, как будто вчера сюда вошли шесть Вероник и все сразу разулись. Прикроватный столик был похож на блюдо с ведьминским салатом, приготовленным из содержимого косметички, раскрошенной булки с изюмом, спутанных шнурков, гнутых гвоздей и цветных мармеладок.

– Мамочка моя, – пробормотала Вероника и тяжело сглотнула. – Кто это здесь порезвился?

Она наклонилась, чтобы поднять с пола стакан, и тут же отказалась от этой затеи, потому что в голове сразу взвыли пилы и застучали молотки. Вероника отодвинула занавеску и выглянула в окно. Река стала шире, с теплохода едва просматривался берег: бледно-серый, измазанный жидким туманом. Отыскавшийся с огромным трудом телефон показывал, что сейчас всего лишь шесть часов утра. Надо же было проснуться в такую рань! Еще можно спать и спать. Она затащила ноги обратно на кровать и натянула на себя одеяло.

Но сон даже не собирался возвращаться. Зато в голову полезли какие-то жуткие воспоминания о вчерашнем вечере. И наконец Вероника вспомнила, почему решила напиться. Да на нее же вчера напали! Покушались на ее жизнь, душили… Но сначала в нее швырнули дротик, который чуть не пробил ей голову!

Презрев стук в висках, бедолага вскочила с кровати и метнулась в ванную, перепрыгивая через препятствия на полу. Веронике хотелось немедленно посмотреться в зеркало, чтобы убедиться, что ей ничего не пригрезилось спьяну. Вместо привычного отражения она увидела чью-то косую рожу, измазанную помадой. Щеку ее украшала длинная царапина с запекшейся по краям кровью. На ухе болтался кусок лейкопластыря, вместо волос на голове красовался куст, который выглядел так, будто его рвали зубами собаки.

Отодрав пластырь, Вероника принялась плескать себе в лицо ледяной водой и плескала до тех пор, пока сознание окончательно не прояснилось. «Нет уж, я на такое не подписывалась, – лихорадочно размышляла она, уткнувшись носом в полотенце. – К черту эту конференцию! К черту Аду и к черту мои рыцарские порывы спасти Николь. Надо немедленно драпать отсюда. Сегодня теплоход приходит в Тверь, там я и свалю с него. Надо только выяснить, во сколько точно мы прибываем в порт».

Все информационные листовки разносили по номерам или раскладывали возле кают. Вероника открыла дверь в коридор, увидела их на ковре и присела, чтобы поднять. Но не успела и руку протянуть, как соседняя дверь открылась, и появилась заспанная Надежда.

– Ты жива? – спросила она с мрачным любопытством. – Слава богу. Я боялась, мы тебя потеряем.

– В каком смысле? – Вероника, не вставая с корточек, подняла голову и чуть не завалилась на бок.

Надежда сделала широкий шаг и успела схватить ее за шиворот.

– Ты вчера так разошлась, что чуть было не отплыла на спасательной шлюпке обратно в Москву.

– Спасибо, что вы меня удержали, – пробормотала Вероника, отметив, что молотки в голове стучат немного глуше.

Надежда вошла вслед за ней в каюту и окинула взглядом обстановку, подбоченившись, словно уборщица, оценивающая фронт работ.

– Мы тебя не держали. Ты просто не смогла отодрать шлюпку от борта.

Вероника взяла в руки кружевное платье и поинтересовалась:

– Я что, надевала его?

– О да. С кедами.

– Я так и ходила с болтающимся сзади ценником?

– Нет. Ты приколола его на грудь. Кроме того, ты не ходила, ты скакала, как мармозетка.