Кеша снова внимательно и молча смотрел на небритое лицо человека, затем вдруг виновато, снова по-детски улыбнулся, прошептал:

– Рояль?

– Да, рояль!.. Ты каждый день играл на нем!.. Гости, друзья! Мама!.. А ты играл! Помнишь?

– Помню.

– А я сын!.. Твой сын.

– Сын?

– Да, да, папа!.. Сын! Егор. Егорушка, как ты меня называл.

– Здесь тоже рояль. Я тоже играю.

Кеша медленно и неуверенно протянул ладонь к лицу Баринова, почти не разжимая губ, пробормотал:

– Сын… Сынок?

– Да, папа, да… Сынок. Узнал?

– А где Нина?

– Нина?.. Мама? Я все расскажу, отец! Главное, ты узнал меня.

– Где Нина? – вдруг решительно потребовал отец. – Позови ее!

– Потом, Кеша!

– Сейчас, сейчас, сейчас… – бормотал тот, вытирая слюну на губах. – Ты опять ее обидел?

– Нет, отец, не обижал. – Егора душили слезы, он едва сдерживал их. – Клянусь, не обижал!

– Она простила тебя?

– Да, папа, простила.

Старик взял обеими ладонями его лицо, снова долго изучал, что-то припоминая, затем вдруг приблизил к себе, вжался в него, замер, дыша тяжело, с хрипом, с нутряным клекотом.

Егор обхватил отца, изо всех сил прижал, пытаясь сдержать частую дрожь. Они потеряли реальность времени, стояли обнявшись, вцепившись друг в друга, задыхаясь от обретенного душевного единения, от внезапно установившейся вокруг тишины.

Только далекие голоса больных во дворе…

Неожиданно Кеша стал сипло и тяжело дышать, затем хрипота перешла в надрывный кашель, он отпустил сына, завалился на койку, откинулся на спину и принялся тяжело и грузно перекатываться с бока на бок.

Егор склонился над ним, пытаясь чем-то помочь, понять, что происходит.

– Отец… Что с тобой, Кеша?.. Папа!

Кеша задыхался, кашель болезненно рвался из груди, зрачки закатились под лоб, пальцы вцепились в пружины панцирной сетки койки.

– Отец!

Баринов кинулся к тревожной кнопке, яростно стал давить ее, распахнул дверь, закричал:

– Доктор!

По коридору уже бежала медсестра в сопровождении двух могучих санитаров.

…Когда вошли в кабинет, главврач взяла со стола паспорт посетителя, вернула ему:

– Посещение больного только по предварительной записи.

– Мне нужно с вами поговорить, – сказал Егор.

– Об отце?

– Да, об отце.

– А о чем говорить?.. По-моему, вы сами все видели.

– Это уже навсегда?

Она подумала, пожала плечами:

– Не знаю… Бывали случаи, когда больной приходил в себя после резкой перемены жизни. Но это скорее исключения, чем правила.

– Я хочу забрать его.

– Шутите?

– Серьезно. Позвольте мне это сделать. Он выздоровеет.

– Присядьте, – кивнула Софья Андреевна на стул и, сев напротив, с улыбкой превосходства поинтересовалась: – Ну, допустим, я сошла с ума и разрешила вам забрать его. Что дальше?

– Мы уедем.

– Куда?

– Домой.

– У вас нет дома. В вашем бывшем доме живет серьезный человек, который помогает нашей больнице. Вы его видели?

– Даже знаком. Зайцев Дмитрий Олегович.

– Именно так. Ежегодно он переводит на наш счет порядка пятидесяти тысяч долларов. И нам не хочется терять такого щедрого спонсора.

– Думаете, я буду с ним судиться?

– У вас нет другого выхода. Дом когда-то принадлежал вам. А вам и вашему Кеше жить негде. Значит, вывод какой?

– А каким образом дом попал именно в руки Зайцева?

– Это меня не касается. Дмитрий Олегович в городе человек влиятельный, со связями, и многие вопросы он решает шутя-играя.

– Он действительно глава города?

– Молодой человек, – снисходительно засмеялась главврач, – вы или шутите, или издеваетесь. Не глава, а все в этом городе! С виду тихий и скромный, а держит за глотку всех.

– Я не буду с ним судиться.

– И я не советую. Это опасно.