Мухин слушал доклад участкового внешне рассеянно, то и дело смотря по сторонам. К спаленному дому уже подъехал спецавтомобиль с дежурным следователем прокуратуры и двумя экспертами – криминалистом и медиком. Яровенко и прокурор быстро переместились на место преступления, оставив Мухина и Волкова один на один. Увидев прибывших оперов убойного отдела во главе с начальником Казаковым, Мухин пару раз свистнул. Казаков покрутил головой, наконец заметив шефа, подбежал и встал рядом, ожидая указаний.

– Спасибо, Борис Александрович, как только этот механизатор протрезвеет, доставь в райотдел, а сейчас вместе с Казаковым садись на твой «вездеход» и прокатись по территории. Надо поискать машину. Она, возможно, где-то неподалеку находится, где есть подходы к трассе. Не будут же они и дальше разъезжать на угнанной тачке. Тебе, капитан, на своем участке сам бог велел каждую тропинку знать. Действуйте.

Мухин зашел в дом. В нос ударил тошнотворный запах гари. В гостиной еще дымились остатки дорогой мебели. Хлюпая ботинками по лужам воды, оставшимся после тушения пожара, прошел в соседнюю комнату. Две женщины – пожилая и молодая – лежали на полу около большой кровати. Руки и ноги обеих были стянуты скотчем.

Подойдя к окну, Мухин пощупал толстые металлические жалюзи, намертво вмонтированные в оконный проем. «Никаких шансов спастись у них не было!» – подумал Игорь.

По шатким обгоревшим ступеням поднялся на второй этаж, толкнул закопченную дверь и очутился в небольшом помещении. Судя по обстановке – в кабинете Ильясова. В глаза сразу бросилась открытая дверца встроенного в стену сейфа – он был пуст. Не прикасаясь ни к чему и двигаясь предельно осторожно, Мухин спустился вниз. Судебно-медицинский эксперт присел на корточки возле трупа Ильясова и сосредоточенно копался в своем саквояже с красным крестом. Следователь сидел тут же на принесенном из гостиной единственном уцелевшем от огня стуле и составлял протокол осмотра места происшествия.

Появились Яровенко, прокурор и эксперт-криминалист. Все вместе вышли во двор. После удушливого смрада пожарища глоток свежего прохладного воздуха был очень кстати. Полковник с прокурором пошептались в сторонке, и прокурор уехал. Следом, оставив Мухина старшим, убыл и Яровенко. Садясь в машину, он пообещал лично дать ориентировку.

Несмотря на глубокую ночь, мигом собравшиеся за забором зеваки из местных жителей вовсю комментировали событие. Каждый считал своим долгом обсудить личную жизнь Ильясова и выдвинуть самую правильную версию убийства.

Мухин достал сигареты. Мотив преступления был ясен, но никакими иллюзиями о задержании убийц по «горячим следам» он себя не тешил. Слишком неповоротливыми были органы в отдаленных от центра районах. Предстояла кропотливая работа, которая должна быть выполнена. Результат же, как ни покажется странным, напрямую зависел не только от профессионализма, но и настойчивости и, главное, от честности и добросовестности непосредственных исполнителей.

На своей практике Игорь неоднократно сталкивался с полнейшим пофигизмом отдельных сотрудников, в том числе и руководителей среднего звена. Одни ссылались на огромную занятость на своей территории, что не давало возможности работать на чужой. Другие жаловались на некомплект личного состава для откомандирования в уже созданные группы по расследованию преступлений. И те и другие выдвигали еще десяток аргументов и отговорок в свою пользу.

Руководство районного отдела к данным фактам почему-то относилось снисходительно и вроде как с сопереживанием. Если и следовали наказания за неисполнительность и липу, то все заканчивалось чисто символическим взысканием. Несколько раз Мухин пытался говорить об этом с Яровенко, но всегда слышал от него пространные рассуждения о нехватке кадров и необходимости бережно относиться к пока имеющимся в наличии сотрудникам, а также более полно использовать внутренние резервы. Уяснив, что сотрясать воздух бесполезно, Игорь решил в дальнейшем справляться силами своих проверенных сотрудников. Он даже обращался в обход Яровенко к старым связям – друзьям из главка. В этом тоже был плюс – не сбивала с толку липа, которую горе-исполнители представляли как факт.