Я с усмешкой глянула на севшего возле меня ботана. Вообще, я старалась запомнить каждое произнесённое имя и мысленно подписывала ими фотографии тех, кто сидел за партами. В голове рисуешь образ с характерны-ми чертами человека и вместо автографа подписываешь его же именем. Так легче запомнить.

– Привет, – пришлось поздороваться первой, так как мальчишка явно этого делать не собирался. – Я Вика.

– Добрый день, – деловито произнёс мой сосед по парте, доставая учебник по литературе. – По правде го-воря, не вижу смысла запоминать имена людей, с кото-рыми практически не общаюсь, не считая крайней необ-ходимости.

Я удивлённо подняла бровь.

– Слушай, ты совсем не производишь впечатление заядлого прогульщика, – я с любопытством смотрела на этого персонажа, – скорее, на ботана, обожающего зубрить.

– Ты что, он не ботан, – наклонилась к нам блонди-ночка с задней парты, – он великий философ.

– Я люблю получать новые знания, развиваться, как личность. А школа, это инструмент дрессуры, – он по-смотрел на меня и поправил очки, – у нас, скорее, выра-батывают инстинкты, закладывая определённые навыки. Не знания и умения, прошу заметить, а именно навыки, рефлексы, можно сказать.

– Как у собак Павлова? – в отличие от прыснувшей в кулак одноклассницы, мне его слова казались не таким уж и бредом.

– Очень похоже, – кивнул сосед и протянул руку, – Антон. Антон Стриж.

– Вика. Самарина.

– Гав, – раздалось с задней парты. Мы синхронно обернулись. Блондиночка внешне действительно похо-жа была на собачонку, на ту, из мультика про семейство собак, где у старшей была похожая причёска. Те же бе-лые хвосты с розовыми кончиками. Я отвернулась, что-бы та не видела мой невольно вырвавшийся смешок.

– А это, – кивнул на неё Антон, – Машка Белова, яркое доказательство того, что эксперименты проходят успешно.

Вот тут и мне захотелось сказать «отбей». В тот мо-мент я подумала, что скорее подружусь с этим странным занудой, чем с куклой, у которой вата вместо мозгов.

Начался урок, один из тех, что я терпеть не могла. Хотя маму удивляло всегда, как мне может не нравиться литература, она же так близка к рисованию, это тоже гу-манитарная наука. Ну и что? А мне не нравится и всё тут.

Не запоминаю я ни даты, ни стихи. Да и смысла в этом не вижу.

Я потихоньку открыла тетрадь посередине, там, где встречаются скрепки, чтобы можно было в любой мо-мент вырвать листок, и начала рисовать. Я всегда ри-совала: на уроках, в трамвае, дома. Мечтала ходить в художественную школу, но в том городе, где мы жили последние несколько лет, только мечтать и оставалось. Включала телефон, втыкала наушники и повторяла то, что там показывали. Но это было пару лет назад. Сейчас я редко включала видео, только если хотела найти но-вые формы или что-то не получалось. А так, рисовала, как чувствовала. А чувствовала я всё преимущественно в чёрно-белом цвете. Потому и пенал был полон разных карандашей, но грифель у всех был чёрного цвета, ну или как говорила моя мама: «Набор простых каранда-шей». Но это только с виду они похожи, на самом деле каждый был уникальным, имел свою роль.

Совсем, как люди. Вроде, одеваемся в однотипную одежду, делаем похожие стрижки, учимся в стандартных школах по типовой программе, но у каждого своя роль в жизни. И кто-то быстро ломается, оказавшись слишком мягким, а кто-то слишком твёрд и рвёт чужую жизнь, как бумагу.

– Ого, довольно неплохо, – я так увлеклась зарисов-кой, что не заметила, как в тетрадь заглянул Антон.

Мне польстил его явно одобряющий тон. Тем более, что я рисовала не абстракцию, а портреты. Просто смо-трела на одноклассников и рисовала того, кого в этот мо-мент было лучше видно. Кто стоял у доски или сидел так, что было видно хотя бы профиль.