– А, ну да, – Машка встала и с ехидной ухмылкой подошла ко мне. – С этим додиком в одной помойке и затариваешься?

Она брезгливо тронула меня за рукав толстовки.

– Фу, у моей бабушки тряпка половая лучше.

– А этой можно доску вытирать, – подсказал кто-то из-за парты.

– Точно, плоской доской только доску вытирать, —

она толкнула меня. Всё произошло так внезапно, что я и понять не успела. – Будешь дежурной тряпкой.

– Пошла вон, дура, – оттолкнула её, а сама больно ударилась о полотно доски.

– Только после тебя, тряпка.

Она снова кинулась ко мне и толкнула. Я снова ударилась. Доска дрогнула, сверху послышался странный звук. Я подняла голову и… только успела взвизгнуть и отскочить. Резко присела на корточки и закрыла голову руками. С громким треском вниз полетел экран для проектора. Все повскакивали с мест, закричали. Белова стояла с округлёнными от страха глазами, бледная, даже белее своих волос.

Тоха подбежал ко мне и начал трясти:

– Вик, Вик, ты как?

– Да отвали от меня! – оттолкнула его и выбежала из кабинета. Меня колотило мелкой дрожью. И от страха, и от злости. В дверях столкнулась с входившей учительницей. Мы на секунду встретились взглядами.

– Что тут происходит? – только и успела спросить она, заглядывая мне через плечо.

Я молча пролетела мимо неё.

– Новенькая вам проектор сломала, – донёсся до меня голос Машки.

– Неправда, это не она! Её Машка толкнула! – перебивал её Тоха. Мысленно я была ему благодарна…

Но остальные голоса вторили этой белобрысой курице.

Я сбежала по ступенькам вниз и, расталкивая редких встречающихся на пути школьников, помчалась за пре-делы двора ставшей уже ненавистной школы.

Из открытого окна кабинета математики слышен был голос Антона, который кричал: «Подожди!». А может мне и показалось.

Бежала без остановки, сама не зная куда. Мысленно проклиная эту белобрысую стерву и остальной класс.

Постепенно, устав, перешла на шаг. Обида готова была вылиться наружу горящей лавой. Мне представлялось, что город передо мной, как огромный лист, заляпанный краской. Хотелось замалевать всё, зачёркивать и зачёркивать, пока на этом листе не появятся дыры, чтобы все эти ржущие одноклассники провалились в них.

Почему я всегда лишняя? Как щенок в натюрморте. Никому не интересно моё мнение, моё личное пространство. Обиднее всего, что мама, она отдалилась от меня. Именно в тот период, когда она так нужна. Дурацкий переходный возраст, о котором все взрослые говорят не иначе, как о неизлечимой болезни. Чужой город, абьюзивные одноклассники.

Я шла по городским улицам, широким шагом распугивая голубей и прохожих. Казалось, что даже здесь, уже далеко за пределами школы, на меня смотрели и косились, как на ненормальную. Я надела капюшон, спрятав под него короткие волосы, немного ссутулилась и, поправив лямки рюкзака, пошла дальше, не задумываясь над тем, куда.

В боковом кармане рюкзака постоянно трезвонил мобильник. Но желания доставать его и разговаривать с кем-либо, не было.

– Деточка, – ещё одно слово, которое меня всегда бесило. Старик, стоявший у меня на пути, решил, видимо, что у меня со слухом ещё хуже, чем у него. Он указательным пальцем тыкал на мой рюкзак. – У тебя телефон звонит.

– Да и фиг на него, пусть хоть зазвонится, – грубо оборвала его и прошла дальше.

Погода стояла ясная, тёплая. Многие ходили в рубашках. Кто-то, как я, в свитерах или толстовках. Встречались, правда, и чудики в куртках.

Не знаю, как, но ноги сами привели меня к этому месту. Я ведь, совершенно не задумываясь, брела по городским улицам. Но каким-то необъяснимым образом оказалась тут. Перед не до конца отреставрированной церковью.