В этот момент в туалет зашел Грушницкий. Он увидел Соню в объятиях Ленского и детского омбудсмена Онегина, лежащего на белом мраморе в красной кровавой луже. Здесь надо сказать, что Грушницкий тайно любил Евгения. Он выхватил у целующегося Ленского пистолет и выстрелил во Владимира. Но промахнулся и угодил в Соню, ранив ее в спину – попав в правое крыло двуглавого члена.

Герой и бывалый офицер Печорин, услышав выстрелы, моментально оказался на месте боевого столкновения. Увидев Грушницкого с пистолетом, труп Онегина и раненую Соню, он принял решение обезвредить противника. Грушницкий схватился за сердце, как бы прикрывая его ладонью, но пуля прошила насквозь кисть руки, сердце и сливной бачок. Кровь и вода хлынули одновременно.

Печорин и Ленский уложили Соню на диван и побежали за министром здравоохранения Чичиковым и главным психиатром Мышкиным. Лев Николаевич, увидев кровь, сразу упал в обморок, а Павел Иванович сказал, что он скорее экономист, чем врач.

Губернатор и мэр Фамусов, услышав пальбу, посовещался с министром обороны Скалозубом, и они приняли решение наступать. Павел Афанасьевич взял автомат Калашникова, а Скалозубу выдал «Узи». Они сразу, как им показалось, поняли, что произошло. «Печорин и Ленский стреляли в Соню», – сделал заключение Сергей Сергеевич и со словами: «Наши дети – наше будущее! Смерть педофилам!» – открыл огонь по преступникам. Ленский упал сразу. Печорин стоял на ногах долго, с достоинством, получая пулю за пулей. А потом, смеясь в лицо Скалозубу и Фамусову, упал лицом вниз на Ленского.

Павел Афанасьевич кинулся к дочери, лежащей на животе на голубом кожаном диване, который быстро впитывал в себя ее кровь и превращался из голубого в бордовый.

– Соня, дорогая… Жива, кровинушка моя! Жива!!! – Павел Афанасьевич стоял на коленях и ронял соленые слезы на простреленное правое крыло двуглавого члена.

– Какой же ты мудак, папаня. Они же не виноваты ни в чем… – теряя сознание, прошептала дочь губернатора.

В это время Старуха Изергиль на террасе предсказывала будущее Раскольникову, выкачав из него все деньги до последнего юаня. Родион Романович так разозлился, что ударил старуху топором, а потом добавил еще и обушком. Служанка Фамусова Лиза хотела было помочь гадалке, но тоже получила топором по темечку. Председатель Следственного комитета Порфирий Петрович решил арестовать Раскольникова, но, понимая, что одному не справиться, попросил помощи у министра культуры Хлестакова. Однако тот был в стельку пьян и нес какую-то ахинею про облако дыма-невидимки, которое дошло до Москвы № 2 с запада страны. Порфирий Петрович не стал слушать эту чушь. Надо было действовать, пока министр социального развития не зарубил кого-нибудь еще. Он подкрался к Раскольникову сзади, сделал ему подсечку и, когда тот падал, выхватил топор и со словами: «В страдании есть идея!..» – огрел им Родиона Романовича промеж глаз.

Анна Аркадьевна Каренина ходила по залам дворца какая-то потерянная и говорила, что ей необходима железная дорога. Когда ей стали объяснять, что в Москве-2 ее нет, она загадочно улыбнулась: «Тогда я утоплюсь, как Лариска Огудалова», – и ушла куда-то, пританцовывая.

Володя Дубровский бегал по дому и искал бензин. «Сожгу всех нах. Огня мне, полцарства даю за огня!» – орал он.

Кирилл Петрович Троекуров и Порфирий Петрович с трудом его повязали.

Соня Мармеладова пела романс Копеечки «Ты возьми меня…» под аккомпанемент отца пресс-секретарю Фамусова Алексею Молчалину.