Все боялись начальства – Мао не боялся. На его глазах человек пустил пулю в голову зам генерального прокурора и стал от этого опорой федералов в республике. Этого не могло быть. Этого не могло произойти. Никакое государство – ни демократическое, ни тоталитарное, ни первобытное – не могло бы назначить человека, застрелившего зама генерального прокурора – своей правой рукой. Дело было не в том, прав этот человек или нет. Дело было в том, что государства так не поступают.

Но государства не было, и выигрывал – сильный.

Все коллеги Христофора Мао знали, что преступников – не судят. Один его коллега украл банкира – и банкир получил три года, когда осмелился пожаловаться. Другой его коллега задавил трехлетнюю девочку, – и мать девочки сняли с работы, когда эта сучка сдуру написала заявление. Все вокруг знали, что государство не защитит ни банкира, которого украдут, ни девочку, которую раздавят, но вот круговая порука защитит всех тех, кто это делает, потому что все их коллеги защищают собственную возможность творить преступление.

Но только Мао знал, что на самом деле никакой поруки не было. Круговая порука начиналась тогда, когда надо было замазать историю с девочкой, которую задавили, потому что никто из коллег не мог гарантировать, что с ним не случится такая же беда – и что ж тогда? В отставку? Но вот когда дело шло о дележке долларов, или о важном посте, или о подкрышной компании, – никакой круговой поруки не было.

Есть свои – их выгораживают.

Но есть проигравшие – их сдают.

Комиссаров и Углов проиграли. Им дали посмертно по ордену, а подкрышные им компании растащили коллеги. Христофор Мао знал, что вдова Комиссарова потихоньку распродает антиквариат и квартиры. Даже счета, – а у Комиссарова должны были быть миллионы, – коллеги захомутали себе, не нашли нужным поделиться с бабой.

Христофор Мао знал, почему Семен Семенович Забельцын назначил его ответственным за Чираг-Геран. Семен Семеновичу сверху дали «добро», но такое же «добро» дали Зауру Кемирову. Сверху бросили кость сразу двоим псам, и ждали, кого признать победителем.

И Семен Семенович сделал то же самое. Он спустил задачу Мао, и если Мао не справится, Семен Семенович сделает вид, что Христофор порол отсебятину. Он создаст чернозадым проблему в лице Мао, а потом решит эту проблему, и в награду за союз отдаст чернозадым Мао в багажнике.

Христофор Мао не собирался проигрывать. Он собирался обыграть – и Кемировых, и Забельцына. Нет позора подставить того, кто подставляет тебя.

За своих – заступаются.

Неудачников – вычеркивают.

У Христофора Мао были два учителя – Джамалудин Кемиров и Кирилл Водров.

И еще у него были два врага.

Итак, Заур Кемиров зашел в больницу объясниться с Хагеном, а Христофор Мао уехал с Сапарчи Телаевым. Они приехали к Сапарчи домой и сели за стол, и Сапарчи немедленно хлопнул стакан водки.

Всю дорогу он кричал и ругался, и видно было, что покушение на него сильно подействовало. Конечно, в него стреляли уже одиннадцать раз, но все-таки это происходило не каждый день. Это было, что и говорить, не рядовое событие.

Сапарчи хлопнул еще полстакана, и Мао заметил, что рука его слегка дрожит.

– Не, ты видел? – вскричал Сапарчи, – ты это видел?!

Христофор Мао – видел. Он видел плотную шеренгу бойцов возле входа в больницу: камуфляж, кобуры, ремни, всполохи мечущихся фар на отполированных звеньях наручников. Это были те же люди, которые два года назад взяли его в заложники, которые совали к его виску автомат и гоняли, как скот, – и вот теперь они стояли снова, между ним и его целью, невредимые, процветающие, официальные бойцы республики, и – ими командовали те же самые люди. Белокурый эсэсовец Хаген, худощавый щеголь Водров и, – самый черный кошмар Мао, снившийся ему после штурма, – темноволосый, углеглазый, гибкий как плетка, и тощий, как пуля, – Джамалудин Кемиров.