– Как я могла вас ждать, если я вас не знала? – Люба отвела в сторону глаза.

Сама понимала, что выглядела сейчас глупо, но признаваться ему в этом не хотела.

– Не могла ждать, – кивнул он. – Но дождалась. Вот он я! Можешь получить под роспись!

– Под роспись? – Люба заинтригованно глянула на него.

Наверняка она подумала о росписи в загсе.

– Есть авторучка… – Олег подошел к ней, двумя руками обнял за талию.

Люба даже не дернулась, лишь только внутренне напряглась – до легкого дрожания в теле. И он не стал развивать вслух свою мысль. Авторучка с передергиваемым затвором, вовсе не фиолетовые чернила – все это так пошло. И неуместно – для девочки, которая мечтала о принце.

– Ты уже закончила? – спросил он, прижав ее к себе низом живота.

– Не надо! – Она изобразила попытку оттолкнуться.

– Я скоро уезжаю… Хочешь со мной?

Да, он мог бы увезти ее в Москву. На пару дней. Поселить в гостинице, покатать по городу в своем кабриолете, а потом обратно в Тьмутаракань. Только так и не иначе.

– Хочу!

– А ты будешь тушить пожар?

– Зачем? – пробормотала Люба, хмелея от прилива чувств и желаний.

– Чтобы я не загулял… Ты же не хочешь, чтобы я гулял от жены?

– Нет.

– А тушить умеешь?

– Я попробую.

Фартук снялся на «раз», платье – на «два». А на счет «три» Олег положил горничную на лопатки. И без слов, но наглядно объяснил ей принцип действия двигателя внутреннего сгорания. Запуск механизма, впрыск топлива, движение поршня в цилиндре. И это было нетрудно. Компрессия в ее цилиндре хорошая, но чувствовалось, что там побывал уже не один поршень. Впрочем, Олег на иное и не рассчитывал.

Слезы лились из двух глаз. Но в три ручья. И с ревом. Люба глаза не протирала, шла по дорожке с опущенными глазами. И ревела она с закрытым ртом – рыдания сдавленные, утробные.

– Ну и что у нас такое случилось? – спросил Федор.

Он принял дежурство, заступил на вахту. Погода отличная, настроение еще лучше. И работа у него не бей лежачего. Сторожка у ворот со всеми удобствами, с телевизором; зимой в ней тепло, летом прохладно. А природа какая! Один вид на Эбэр-озеро чего стоит… Зарплата, правда, неважная, в городе пацаны получают побольше. Но, говорят, скоро комбинат даст первую реальную прибыль, и тогда с начальства снимут за охрану по полной. Это сейчас оплата идет в щадящем режиме, но скоро все изменится. И тогда Федор заживет.

– Ничего! – всхлипнула Люба.

– Мажор обидел?

– Не твое дело! – в голос зарыдала она.

– Тише ты, уволят.

– Уже уволили!.. Сказали, чтобы я больше здесь не появлялась!..

– Все равно, тихо.

Федор обнял девушку за плечи, потянул в сторожку, и она покорно пошла за ним.

Строжка маленькая, но из двух комнатушек – одна остекленная, со столом и телевизором, в другой кушетка и холодильник. Федор завел девушку в спальное помещение, усадил на кушетку.

– Кто уволил? – спросил он.

– Мажор!.. Сказал, что я его обманула!.. А у меня только Генка был… – Люба на секунду задумалась. – И Славка… Ну, и с Гришкой немного… И не совсем…

– Что, значит – не совсем?

– Отстань! – Люба закрыло лицо руками и боком завалилась на кушетку.

– Идиот он, этот твой мажор!.. Сейчас девственницу только в младших классах можно найти.

– Я в старших классах была! – заревела Люба.

– Мне, например, все равно… – Его рука вдруг оказалась под подолом ее сарафана.

– Что ты делаешь? – Люба вдруг перестала плакать.

– Попка у тебя прохладная… Это из-за слез. Это же влага. А когда влага испаряется, температура понижается. Ты больше не плачь, а то совсем остынешь, тогда все…

– Я не плачу, – встревожилась Люба.