Это был голод. Настоящий, неприкрытый, первобытный. Так человека трясет, когда он умирает от жажды и не видел еды долгими месяцами. Меня трясло. Я потеряла контроль. Он так целовал меня, как будто завтра не наступит, как будто сейчас произойдет конец света, и единственное, что я могу делать, это глотать его рваное дыхание. Дышать им. Иначе я сама не выживу.

Горячие мужские руки разводят полы пальто, скользят по свитеру, обхватывая обе груди и вдавливая напряженные соски большими пальцами, и у меня подгибаются колени. Я не думала, что от страсти можно плакать, но я всхлипывала и плакала, дрожала от нетерпения, как в истерике. Шершавые ладони сдернули чашки лифчика вниз, смяли грудь, заставляя меня закатить глаза и, запрокинув голову, протяжно застонать. Сейчас…хочу, чтобы задрал мне юбку и взял прямо сейчас. Просто чтобы ощутить его внутри себя. Понять, что он настоящий. Но вместо этого его рука скользит за пояс юбки, в колготки, под резинку трусиков.

Зачем? Мне хочется кричать «зачем»? Пусть стянет колготки и просто войдет. Он вошел. Пальцами. От неожиданности я широко раскрыла глаза, но он не дал опомниться, перехватил мой рот своим широко открытым ртом, глубоко проталкивая язык. И меня ведет от его дыхания, как от первой тяги сигареты…как в юности, когда впервые попробовал. И голова стала тяжелой, дурной, пьяной. И ощущать его руки…там… это порочно, это так грязно.

Когда-то он тоже любил шарить у меня между ног, просовывать в меня мокрые от его же слюны пальцы, но обычно вслед за ними сразу следовал член…Мне всегда не хватало естественной влаги. А сейчас эти пальцы делали что-то ужасное…ужасное настолько, что я, задыхаясь, выгнулась в спине, задрав голову, и ощутила, как тело стянуло от напряжения, как некрасиво раздвинулись бедра, пропуская его руку, как хлюпает моя мокрость…да, там ужасно мокро, и как что-то яростно пульсирует между складками, сжимается, набухает. Иначе…не так, как когда-то. Как-то по-особенному. Мои ногти впились Огневу в плечи, и он оторвался от моих губ, впился взглядом в мои глаза своими сумасшедшими. Они у него пьяные, с поволокой, с тяжелыми полуприкрытыми веками. Подушка пальца раздвинула складки и слегка надавила на пульсацию. Я замерла, втянув воздух, а он наклонился ниже, как будто считывая мое безумие, впитывая потемневшим взглядом, и быстро задвигал пальцем. Уверенно, умело, безошибочно там, где …там, где это было нужно, там, где адская пульсация требовала, чтобы ее уняли. Я широко открыла рот. В немом сумасшествии, не понимая, что это…откуда взялось. Как боль. Так ярко. Там на кончике его пальца и на самой вершинке клитора, где трепещет лаской. Так сильно. Так сладко больно…Не дал закричать, набросился на мой рот и жестким толчком вошел пальцами внутрь. Так, что мышцы влагалища сильно сдавили их судорожными сокращениями. Я бы кричала. Но он заглушал эти крики поцелуями.

Я вздрагивала, целовала невпопад его губы, или это он терзал мои, глухо стонами выдыхая и вздрагивая вместе со мной. Потом рывком привлек к себе, так, что я зарылась лицом в его шею. Все еще насаженная на его пальцы, с выглядывающими из-под свитера голыми грудями, трущимися о змейку его куртки. Он держит меня за волосы на затылке, мнет их и целует мой лоб. Пока я все еще дрожу, все еще с его пальцами внутри. Они совершают легкие толчки, продлевая агонию…и только сейчас я понимаю, что никогда раньше не испытывала оргазм.

То, что я считала оргазмом, было лишь преддверие к нему или чем-то отдаленно похожим, и никогда им не кончалось. Вся краска прилила к щекам, пока он достал руку, поправил мою юбку, одернул свитер. Другой рукой все еще поглаживая мои волосы. Наклонился к моим губам.