Пустырь начинался сразу от подворотни. Когда-то тут стояли дома с гаражами или сараями, от которых остались лишь фундамент да гнилые доски в высокой траве. Идти здесь опасно, запросто можно поломать ноги. Я заглянула в окна первого этажа со стороны пустыря. В рамах остатки стекол. Все, что могли, давно вынесли, что не могли – искорежили.

Я с осторожностью направилась через пустырь, предварительно оглядевшись. Через полчаса стало ясно: отсюда можно попасть сразу на три улицы, не считая переулка, где я начала свой путь. Выходит, появиться женщина могла откуда угодно. Вопрос, почему предпочла бежать через пустырь, а не по улице, где ей скорее бы пришли на помощь?

Ответ очевиден: она пряталась. А вот дальше все не так просто. На пустыре, по словам Павла, ее кровь. Женщину преследовали, настигли и ударили ножом? Из последних сил она добралась до подворотни? Или все произошло в одном из примыкавших к пустырю домов? Она решила спрятаться, но, поняв, что без врачебной помощи не справится, вышла в переулок.

Из-за близости той самой фабрики первое казалось более вероятным. Если женщина направлялась туда, могла воспользоваться короткой дорогой через пустырь, хотя никакой дороги, конечно, нет, да и ходить здесь небезопасно, не только из-за местной шпаны. Опять же, женщины обычно носят сумочку…

Предположим, за сумкой как раз и охотились, хотя грабителям сама сумка вряд ли нужна, забрали кошелек с мобильным, остальное тут же выбросили. Да и не стали бы грабители наносить два удара ножом, особенно учитывая тот факт, что женщина не сопротивлялась. Будь иначе, мы с Витькой услышали бы крики.

Вторая версия тоже вызывала сомнения. Если неизвестная получила ранение в результате ссоры, соседи об этой самой ссоре должны были знать. Народ здесь приметливый. Может, и знали, да промолчали.

На всякий случай я заглянула во дворы всех шести домов, что находились в непосредственной близости от пустыря. Павел прав: натуральный бомжатник. Во дворе одного дома на веревке развешено белье, дверь в подъезд открыта, оттуда тянуло сыростью и уже привычным запахом туалета. Заходить в дом я поостереглась. Тут я увидела двух женщин, они о чем-то болтали, посмеиваясь. В руках у той, что старше, хозяйственная сумка. Заметив меня, обе скрылись в доме, судя по всему, жилым в нем был только второй этаж.

Я огорченно вздохнула, теплилась надежда, что удастся с женщинами поговорить, хотя знала: чужаков здесь не любят. Слишком много секретов таят обшарпанные стены. Я оглядывалась, словно ожидая озарения. Если погибшая женщина все-таки жила тут, откуда проще всего выбраться на пустырь, при этом не привлекая внимания?

Двухэтажный жилой дом от пустыря отделяет овраг, довольно глубокий, вряд ли смертельно раненный человек способен его преодолеть. За следующим домом полуразвалившиеся сараи и мусорная свалка – тоже серьезная преграда.

Интерес вызвал покосившийся домишко, по виду не жилой, но крышу не так давно ремонтировали, заплата из рубероида бросалась в глаза. Я направилась к нему. На окнах решетки, занавески задернуты. Занавески, само собой, не показатель того, что здесь кто-то живет. Допустим, при переселении их могли просто полениться снять. Надо сказать, городские власти не первое десятилетие пытались расселить людей из этих лачуг. Но если дом в тот же день не сносили (что, согласитесь, довольно проблематично), в нем буквально через пару дней появлялись новые жильцы, и вся эта «воронья слободка» продолжала свое существование. Дома отрезали от электросетей, но электричество тут же проводили своими силами, прочие блага цивилизации здесь редкость, оттого и отключать-то было нечего.