- Тогда идёмте, Ульяна Алексеевна, я не люблю задерживаться и заставлять людей ждать себя, - говорить Клим, и разворачивается на выход из приёмной.

«Заставлять людей ждать». Прекрасно понимаю, что эти слова не предназначены для меня, но… в груди больно колет. И ещё замечаю то, что мужчина не сказал и слова отчиму в ответ про меня, он ответил только про компанию.

Выходим из приёмной и направляемся к лифту, около широких створок оказываюсь первой, и это не потому, что я шла быстро и обогнала мужчин, нет, просто они, как и полагается этикету, дождались меня, и пропустили вперёд.

Смотрю как меняются цифры на дисплее, мысленно произношу номера этажей, которые проезжает лифт, и стараюсь не обращать внимание на то, что меж лопаток жжёт. Я знаю такое ощущение, оно появляется, когда на тебя смотрят неотрывно, словно пытаются испепелить.

Неужели он меня узнал? Но при Никаноре Назаровиче не решился признаться? Но почему тогда его взгляд такой холодный?

«А какой он должен быть?»- истерично хохочет внутренний голос, - «ты для него была развлечением от скуки, временной утехой, от которой он легко откупился!».

Громкий сигнал прибытия лифта пугает своей неожиданностью, и я вздрагиваю.

- Ульян, с тобой всё хорошо, - задаёт вопрос Никанор Назарович.

- Всё хорошо, извините, я просто задумалась, - отвечаю мужчине и, повернув в его сторону голову, улыбаюсь, и следом захожу в распахнутые створки лифта.

Следом за мной заходят и мужчины, вновь становятся позади меня, и между лопаток снова начинает жечь.

- Эх, вот и пришло моё время, - горестно вздыхает Никанор Назарович, - не думал, что так скоро окажусь на пенсии, - продолжает мужчина, он словно пытается разбить гнетущую тишину, - вот на пенсию вышел, а толку? Внуков-то нет, некого нам с твоей матерью, Клим, нянькать, ты бы уж поторопился что ли, мы с матерью не вечные, а знаешь, как хочется крошку твою подержать, побаловать, - наступает отчим на пасынка, в то время как я полностью обратилась в слух, даже дышать перестала.

У него ещё нет детей? Неужели Милена отказалась ему рожать? Или же они пока не хотят этого оба?

- Всему своё время, - отвечает Клим, - не переживай, успеешь нанянчиться, - в голосе слышится усмешка, а меня его слова ранят, очень.

- Ну, пока это время настанет, - не вижу, но знаю, что Никанор Назарович махнул рукой в сторону пасынка, привычка у него есть такая, - я, пожалуй, тогда к Ульяночке набьюсь в няньки, - парализует своими словами моё тело, - у неё такая прелестная дочурка, копия ангелочек, Евочкой зовут…

Дальнейшие слова мужчины я не слышу, меня словно толщей воды накрывает, по телу прокатывает волна дикого страха. Клим не должен знать, что Ева его дочь! Появляется неожиданная мысль, но она такая правильная, я чувствую это всеми фибрами своей души. Ему нельзя знать, нельзя!

Я только сейчас осознала всю сложившуюся ситуацию. Обида и боль, которые шинковали мои внутренности, что заправские шеф-повара, неожиданно исчезли, но на их место пришёл страх за свою малышку. Страх, что узнав про дочь, Клим заберёт её у меня.

- Нет, - шевелю одними губами, - нет, не отдам, - встряхиваю головой, скидываю оцепенение.

- Ульяна Алексеевна, - раздаётся холодное над головой, - вы долго ещё собираетесь здесь стоять? – задаёт вопрос Клим, а я только сейчас замечаю раскрытые створки лифта, и бывшего шефа что стоит уже в холле и, с непонятной для меня болью во взгляде, смотрит на меня.

- Извините, - говорю, не поворачиваясь, и в два шага покидаю кабинку.

Нужно взять себя в руки, нужно успокоится и искать выход.