Он цепляет меня за плечо, а потом обхватывает другой рукой за талию, прижимает спиной к себе.

— Что за цирк? Успокойся. — Его голос почти ровный, почти такой же, как всегда.

— Не трогай меня! Не смей! — цежу сквозь зубы, в попытке освободиться.

Айк резко поворачивает меня к себе, припечатывает к стенке.

— Ты что так взбесилась? — спрашивает он недовольно.

Смотрю на него и не верю. Он правда не понимает?

— Я же все видела своими глазами! — кидаю эти слова ему в лицо. — Ты и она…

Айк невозмутим, он отвечает как ни в чем не бывало:

— Что ты видела? Как я поправлял ремень на брюках?

От такой наглой лжи мне становится просто дико.

— А твоя секретарша при этом стояла на коленях и тянулась к твоему хозяйству! Она уже даже губищами своими причмокивала, предвкушала небось. Ты свинья!

— Ничего не было, не дури, — отрезает он строго. — Вера просто привезла мне бумаги.

В этот момент мы оба слышим чьи-то шаги на лестнице.

Вскоре вижу голову свекрови.

— Айк, Мария, нашли время обниматься, — вместо приветствия ворчит она. — Барсег, ты посмотри — их гости ждут, а они тут…

— Нехорошо, пойдемте. — За ее спиной появляется свекор. — Хватит миловаться.

Наверное, со стороны и вправду кажется, будто муж прижал меня к стенке ради ласки.

Мне хочется истерически смеяться.

Обнимаемся, ага, как же, милуемся…

— Не смей никому ничего говорить, — шепчет мне на ухо Айк. — Ты ничего не видела.

— Я не вернусь на праздник, — тихо отвечаю.

— Еще как вернешься, — цедит он сквозь зубы. — Я не потерплю скандала.

Потом впивается в мой локоть своей ручищей и больно сжимает, заставляет подчиниться.

2. Глава 2. Прозревшая

Мария

Я оглядываюсь на Айка, и первое, что хочу сделать: завизжать, потом топнуть ногой, и выдать на-гора все, что видела в кабинете.

Пусть свекры смотрят на меня во все глаза, это не мне сейчас должно быть стыдно.

Будь что будет, гори оно огнем…

Я уже открываю рот, но в этот момент внизу слышится стук двери, а на лестнице раздается топот детских ног.

— Мамочка, где ты? — кричит Лиана.

Она несется наверх так быстро, что ее черные хвостики то и дело подпрыгивают.

За ней поспевает Давид.

— Шоу уже закончилось, ну вы где? — возмущается он.

Их появление отрезвляет.

Я вмиг понимаю — ничего-то мне сейчас говорить нельзя.

Если при свекрах я еще могла решиться выкинуть фортель, то при детях сделать такое будет свинством.

Как я при них могу сказать плохое про их отца? Зачем им знать о том, какой он кобель? Я не хочу делать им больно.

— Пойдемте вниз, — бодро командует Айк.

Все спускаются.

Меня же он ведет как под конвоем.

Даже когда мы оказываемся в гостиной, он не отходит, внимательно следит.

И я играю свою роль.

Натягиваю на лицо улыбку, даже отвечаю что-то гостям, беру предложенный мне стакан апельсинового сока. Пригубляю, но вкусовые рецепторы будто атрофировались, ничего не чувствую.

В голове такой хаос, что за сто лет не разберешь.

«Ты ничего не видела!» — всплывают в голове слова Айка.

Я и вправду, похоже, слепая…

Сколько раз он задерживался на работе последние два года. Как часто ездил в командировки, причем с ночевкой, не всегда даже звонил мне оттуда.

Он ведь у нас деловой, директор компании, которую ему передал отец. Весь такой важный-преважный, с кучей обязанностей, которые, кроме него, ну никто не может выполнить.

Айк вообще очень сильно изменился, с тех пор как отец ушел на покой. Стал важным, как индюк, накупил дорогущих костюмов. Он разъезжает куда хочет, задерживается сколько душе угодно, и ни слова ему не скажи. Сам себе на уме. И как результат я ему, похоже, больше не интересна.