Чего не скажешь обо мне. Без слёз не взглянешь: уставшая домохозяйка в блеклой одежде, в каждой руке по пакету вполовину её собственного веса и беспросветная тоска в глазах. Среднестатистическая тётка, одна из миллионной серой массы. Как? Когда? Откуда ты взялась? Где та девчонка с искрами в глазах и улыбкой до ушей?

«А Славик-то прав, - ехидно вякнул внутренний голос, - совсем ты себя запустила. Не удивительно, что у него на тебя не стоит».

Самооценка рухнула ниже плинтуса. Я шмыгнула носом, взяла поудобнее свою поклажу и поплелась домой. Приду и утоплюсь в ванной.

«И как ты только могла подумать, что Юра хотел тебя поцеловать? – не унимался внутренний садист. - Он просто рассматривал тебя как диковинную страшную зверушку, вот и всё. У него-то жена вон какая, а тут ты – чудовище. Ему просто стало любопытно. А ты-то себе напридумала, напридумала…»

Хотелось зареветь от жалости к себе и бессилия. Я понимала, что прожитые года – не лишний вес. Их нельзя скинуть, просто сев на диету. Не вернётся уже моя молодость, хоть волком вой… А что я успела увидеть в жизни? На что потратила это время? Если подумать, то и вспомнить нечего – сплошные уборка-готовка-стирка-глажка… Вечер настал, ночь прошла и снова всё по кругу. Дни сложились в годы и пролетели, как порочный «день сурка», единым потоком. А была ли я вообще счастлива?..

Глаза вдруг упёрлись в сияющую вывеску «Салон-парикмахерская». И ноги сами понесли меня в том направлении. До закрытия оставалось всего пятнадцать минут, и без особой надежды я, задевая пакетами дверь и косяк, с грохотом ввалилась внутрь.

- Здравствуйте, что вы хотели? – тут же поднялась мне навстречу девчушка в чёрном фартуке. Молоденькая, маленького росточка: метр с кепкой в прыжке. Она осмотрела меня придирчивым взглядом с головы до ног, и по её взгляду стало понятно, что мне уже ничем не поможешь.

«А в самом деле? – ехидно пропел внутренний голос, - Чего ты хочешь? Не скажешь же ты этой Кнопке, что хочешь выглядеть на двадцать пять лет? Для неё-то и тридцатилетние – уже древние старухи. А тебя так подавно пора сдавать в утиль».

Я открыла рот, но не могла вымолвить и слова. «Я хочу быть опять молодой и красивой!» - эти слова слёзным комом встали у меня в горле.

- Так что вы хотели, женщина? – снова спросила девчушка, с трудом скрывая раздражение.

Всё, вот теперь я точно хочу сдохнуть. Когда, я вас спрашиваю, в моей жизни успел произойти этот Армагеддон, после которого меня стали называть «женщина»? Куда делось обращение «девушка»? Что вы хотели, ЖЕНЩИНА… Слышите? Да оно даже звучит так, будто кого-то вытошнило: Бже-е-енЩина!

Кап-кап, потекли из глаз слёзы.

Я закрыла рот и попыталась обуять прорывающийся поток. Но они никак не останавливались.

Кап-кап, прочертили мокрые дорожки по щекам.

- Женщина, вам плохо? – озабоченно насторожилась девчушка.

Всё, пипе-е-ец… Я судорожно всхлипнула, и слёзы усилились, застилая глаза до цветных пятен.

- Что случилось? – из соседнего зала вышла ещё одна парикмахерша.

- Да вот… - девчушка обречённо махнула рукой на меня.

- Боги, Лариска! Что случилось? А нагрузилась-то как! – воскликнула вторая и я узнала в этом расплывающемся пятне по голосу свою давнюю знакомую.

- Маринка-а! – кранчик внутри сорвался и слёзы рванули во весь напор. - Я… а Славик… сказа-ал… а я-а-а… а потом… Ма-аринка-а… Ва-а-а!.. – слова сбивчиво прорывались сквозь рыдания и весь смысл потонул в потоке плещущих из меня эмоций.

Маринка взяла меня за плечи и повела в соседний зал:

- А ну-ка, пойдём-пойдём. Довели мою бедную девочку, гады! Да брось ты уже эти пакеты! Никто их не тронет. Давай, садись сюда и рассказывай.