— Завтра Вику выписывают, я хотел бы, чтобы вы и дальше продолжили с ней заниматься, — говорит он, вглядываясь в меня черными, как ночь глазами. В груди у меня разливается неожиданное тепло, и я чувствую, как щеки покрывает румянец.

— Где вы живете? — спрашиваю я, отводя взгляд и закрываясь волосами.

— В коттеджном поселке, в сторону Куркино, — с готовностью отвечает мужчина.

— Об этом не может быть и речи, — произношу я, — Я порекомендую вам другого специалиста.

— Но вы же не можете бросить Вику? — с горячностью упирается он.

— Это слишком далеко, мне до вас добираться пару часов, а по пробкам и того больше. — снова отказываюсь я, мне и правда ездить в ту сторону не близко.

— Тогда переезжайте ко мне! — обреченно вскрикивает он и я удивленно смотрю на него, — Прошу вас!

— Вы в своем уме, у меня семья, ребенок, — возмущенно говорю я.

— Семья, — как-то глухо произносит он и отталкивается от моей машины, — Вы давно за рулем? — к чему-то спрашивает он и я киваю:

— Достаточно,

— Хорошо, еще раз извините, — и он уходит, кутаясь в свое пальто.

Я смотрю ему вслед, отмечаю походку уставшего человека и сгорбленные плечи. Трогаюсь с места и еду домой, я не могу помочь всем, но если я буду каждый день ездить на другой конец Москвы, то мой сын скоро забудет, как зовут и как выглядит его мать.

9. Глава 8. Варя, Антошка, Максим

— Мам, я не буду кашу, — кидает маленькую ложку Антошка в свою тарелочку с зайцем и брызги манки падают на его столик.

Я поворачиваюсь от плиты, где готовлю себе омлет и смотрю на главного мужчину в своей жизни. По недовольной мордочке, перемазанной кашей расползается лукавая улыбка. Два зубика сверху торчат и мне становится смешно, но стараюсь не улыбаться, нельзя, я строгая мама и нужно завтракать.

— Ладно, — отворачиваюсь к плите и открываю верхнюю полку, где стоит вазочка с его любимыми конфетами, Мишка на севере. Беру, медленно разворачиваю одну конфету, так чтобы Антошка видел и кладу на столешницу. Слышу позади потрясенный вздох:

— Ты ее съешь? — говорит удивленно сын.

— Да, вот сейчас съем омлет и полакомлюсь конфеткой. — Я поглаживаю пальцами темный шоколад, ожидая, что будет дальше.

— А мне? — спрашивает обиженно Антошка.

— Ты не доел свою кашу, а я омлет доем, а конфетка только тому, кто съест все, — непримиримо говорю я.

— Тогда я тоже буду омлет, — начинает гнуть свою линию мелкий тиран. — Я не хочу кашу!

— Давай так, я ем половину твоей каши, а ты половину моего омлета? — вижу, как хмурятся светлые бровки, мой мужичок усиленно думает.

— Давай, — наконец говорит он и я улыбаюсь.

Накладываю в две тарелки готовый омлет и забираю у него манную кашу с изюмом. Ставлю рядом какао в стакане и кладу раскрытую конфету. Антошка воспитанный парень, выполняет, что обещал: быстро запихивает омлет и запивает какао, не сводя взгляда с конфеты. После мы моем испачканную мордочку и ручки в ванной, и я отпускаю на волю своего двухлетнего сына. Он все больше становится похож на отца: движениями, мимикой, копной непослушных золотистых волос.

Присаживаюсь на ковер рядом с ним и вспоминаю о Максиме, моем муже. Тот погиб чуть больше года назад, в аварии, а я помню этот день, как будто он был вчера. Именно день, потому что все, что случилось потом, примерно до сорока дней, просто стерлось из моей памяти.

***** год назад

— Варь, где мой синий галстук? — кричит муж из нашей спальни, а я вздыхаю «Ничего найти не может»

— В шкафу под голубой рубашкой, — отвечаю ему, двигая карусельку из ярких игрушек над кроваткой сына. Антошка приболел и всю ночь не давал мне спать, плакал от того, что забивался сопельками носик. Я прислонилась к кроватке, опустив растрепанную голову на руки и почти засыпала, глядя на чуть повеселевшего сына.