Ладони начало покалывать. Провел большим пальцем по руке, представляя, как перебираю в руках ее гладкие и мягкие волосы. Непременно рыжие, только такие.
По позвоночнику прошел импульс, а в штанах опять стало тесно. Пытка. Самая настоящая. Прикрыл глаза, пытаясь расслабиться, перебрал в голове все сегодняшние задачи, отделил первоочередные, составил их в нужном и правильном порядке.
Интересно, во что она вырядится сегодня?
Да твою ж мать…
Открыл глаза и поднялся с кресла. Груша должна была помочь, но в этот момент пропищал селектор, я нажал на кнопку, не садясь обратно. Все возбуждение ушло разом, развеялось как дымка, стоило только услышать писклявый голос Иоанны. Нет, ну это ж надо было додуматься — назвать так бедного ребенка.
— Виталий Сергеевич, простите. К вам пытается прорваться женщина, хоть я и сказала, что вы заняты.
В груди что-то екнуло, а голос внезапно осип.
— Посетительница представилась?
— Олимпиада Львовна, она не хочет называть свою фамилию, — уже более приглушенно произнесла помощница моей помощницы, а я рассмеялся, не сдерживаясь, во весь голос, стоило только представить, как в этот момент та самая Олимпиада Львовна смотрит на Иоанну, словно удав на кролика. И опять эта ассоциация рыжей помощницы с кроликом. Мне стало жаль девушку, правда, лишь самую малость. Отсмеявшись, я наконец-то произнес: — Мама, как ты там еще дверь не вынесла и не зашла, я поражен твоим терпением, честно.
Из динамиков послышался писк. Возможно, удав все же решил проглотить трясущегося от страха кролика?
Не прошло и минуты, как в кабинете появилась мама. Она молча и степенно дошла до моего стола и плавно опустилась в кресло напротив, положила свою маленькую красную сумочку, больше похожую на кошелек, на стол и, сложив ногу на ногу, сцепила руки в замок на коленях. Все это время мать прожигала меня недовольным взглядом.
— Я тут ни при чем, — поднял руки вверх, признавая поражение и садясь обратно. Надобность в груше отпала.
Мама лишь выгнула левую бровь дугой. Изумительное умение — поднимать лишь одну бровь. Мне оно тоже досталось от родителей. На подчиненных действовало потрясающе.
— Это все Мария Павловна, и, кстати, где она сейчас, понятия не имею. — Глянул на часы. — Я еще час назад поручил ей подготовить кабинет для нового сотрудника, и, — развел руками, — видимо, до сих пор готовит.
— Что же это за сотрудник такой, Виталик, что ты Машеньку загрузил? — сухо произнесла мама, но ее холодные голубые глаза наконец-то оттаяли.
— Она сама его, — кашлянул в кулак, пытаясь скрыть улыбку, набежавшую на лицо, стоило лишь вспомнить разговор с тетей Машей в тот день, — точнее, ее выбрала.
— А можно подробнее, а то мне уже страшно, — мама заинтересовалась и, чуть подавшись вперед, впитывала в себя мои эмоции.
— Почему страшно?
Я знал, что она скажет, но не мог отказать себе в удовольствии услышать это из ее уст. Ведь она так обожала Машеньку.
— Ну, видимо, возраст берет свое. Она хоть и младше меня на пять лет, но знаешь, милый, посмотрев на помощницу, которую она готовит на свое место, я засомневалась, в здравом ли она уме. Наверное, она устала.
Я не сдержался. Засмеялся опять, искренне и громко. Как же я обожал мамину прямолинейность. Поднялся с места и, обойдя стол по кругу, встал за маминой спиной, положил руки ей на плечи, невесомо сжал и, поцеловав в макушку, прислонился подбородком к седым волосам, собранным в аккуратный пучок.
Мама положила ладонь на мою руку и, похлопав по ней, начала неизбежный разговор, ради которого сюда пришла.