– Погоди. Я помогу, – подхожу к нему и чуть приподняв за руку, поправляю подушки под его спиной. – Так легче? – спрашиваю, слегка склонившись над ним.

– Да, – выдыхает он. – Если не учитывать, что мне болит все и даже мозги, то так значительно легче, — пытается улыбнуться, но ему мешает засохшая рана возле губы. – Где я?

– В Верхних Петушках, — присаживаюсь рядом с ним на кровать.

– Это где? – спрашивает хрипловатым голосом.

– В пределах страны, — улыбаюсь.

– Что со мной? – он снова кашляет и тут же хватается одной рукой за живот.

– Ч-ш-ш-ш… Лежи спокойно, — глажу его поруке. – У тебя ребра сломаны. И сотрясение, — натягиваю повыше одеяло на нем. – Ты, наверное, пить хочешь?

– Хочу, — произносит сухими губами.

– Я сейчас принесу, — хочу отойти, но парень хватает меня за руку.

– Меня Костя зовут.

– Я знаю. Меня Алина, — приятное тепло исходит от его ладони.

– Спасибо тебе Алина, за то, что не бросила меня там, — он отпускает мою руку.

– Да не за что. На моем месте так поступил бы каждый, — говорю так, словно меня награждают медалью - спаситель года.

– Не ври. Ты знаешь, что это далеко не так.

– Ладно. Попробуй ещё поспать, – оставляю его в комнате и возвращаюсь к себе. Быстро одеваюсь и выхожу на улицу. Сегодня ещё холоднее чем вчера. Но вышедшее из-за серых, тяжёлых туч солнце радует. И я с удовольствием подставляю своё лицо под его, слегка тёплые лучи.

– На, – голос деда вырывает меня в реальность. Оборачиваюсь и вижу, как дед бросает в алюминиевое ведро безжизненное тело петуха. Темно-зеленый хвост которого, пафосно свисает по краям.

– И тебе доброе утро! Это что? – показываю пальцем на торчащие из ведра лапы.

– Еда. Надо ощипать и выпотрошить, – старик вытирает окровавленный нож о грязную тряпку. Он сейчас похож на хантера из боевика про дикий запад.

Смотрю на труп бедной птицы. Потом на деда. И снова на труп. Меня начинает накрывать приступом тошноты.

– Но, я не могу, – отступаю назад. – Я лучше в магазин съезжу и куплю нормальной еды.

– А это чем тебе не еда Своё. Натуральное. Без этих ваших ГМО, – недовольно бухтит старик.

– Н-е-е-т, – отрицательно кручу головой. – Я не стану этого делать. Хочешь… Могу бабе Зине заплатить, чтобы она сама выпотрошила.

Я не могу назвать себя брезгушей. Но вырывать перья и доставать внутренности почившей птицы это выше моих сил. Я лучше в лес пойду шишки грызть или у белок орехи воровать.

– Ещё чего! Деньги некуда больше деть?! Иди! – недовольно ворчит он. – Ставь кипяток. Сам все сделаю.

Это я могу. Это я мигом.

– Угу, – киваю и быстро разворачиваюсь двигаясь в сторону дома.

– Белоручка городская, – летит мне в спину.

Пусть говорит что хочет. Я все равно не поддамся на эти его провокации.

Тихо захожу в дом. Снимаю фуфайку и валенки. Стараюсь не шуметь. Иду на кухню, набираю большую кастрюлю воды и ставлю ее на горячую печку. Из комнаты, где сейчас должен спать мой случайный знакомый, я слышу какой-то шорох и возню. Иду туда и вижу, что парень, наполовину согнутый, держась одной рукой о стол, пытается выпрямиться.

–Эй! Ты что? Тебе вставать нельзя.

– Дед сказал, тебе надо лежать, – я бросаюсь к нему, чтобы помочь.

Парень стоит передо мной в одних боксерах и я невольно оцениваю его фигуру.

Испанский стыд! Алина, в такой-то момент. Он еле дышит, а ты ведёшь себя, как озабоченная. Как тебе не стыдно?

– Обопрись на меня, – двумя руками придерживаю парня за талию.

– Я тяжёлый, – с глухим стоном выдыхает он.

Знаю. Больно. Потерпи, милый.

– Это ничего, я сильная, – он забрасывает руку мне на плечо, а я чуть не прогибаюсь под его весом. – Зачем ты поднялся?