– Стоять! – рычу ей вслед, одновременно понимая, что вряд ли она отреагирует на мои слова. Другой подход нужен, но сейчас мне не до церемоний. Надо ее остановить, но я с каждой минутой только усугубляю ситуацию. Маша тормозит лишь на мгновенье и то для того, чтобы бросить через плечо:

– Собаку заведи и ею командуй. Может, послушается. Хотя сомневаюсь, любая нормальная псина сбежит от тебя в первый же день!

И припускает еще быстрее, удирая от меня по лестнице вверх. Я бросаюсь следом, нагоняя в несколько шагов. Обхватываю за талию, разворачивая к себе. Надо попытаться все объяснить. Не с того мы начали, не так. И уходить ей совсем не обязательно.

Но девчонка взмахивает рукой, опуская тонкую ладошку мне на щеку.

– Отпусти сейчас же!

Выходит неожиданно больно. Правда, ей, кажется, еще хуже. Она вскрикивает и дует на ушибленные пальцы, а потом сердито смотрит на меня.

– О чем я только думала, когда согласилась сюда переехать! Тебе очень подходит твоя фамилия! Настоящий медведь! Дикий и необузданный.

Ни разу в жизни не одна женщина не давала мне пощечины. И не вопила вот так, выбирая словечки похлеще. Но вместо злости меня наполняет совсем другое чувство. Возмущенная, обиженная, Маша сейчас потрясающе красива. На щеках – аппетитный румянец. Так и тянет склониться и лизнуть нежную кожу. А потом спуститься ниже, к припухшим, подрагивающим губам, сминая их поцелуем. Заставить ее замолчать самым проверенным и безотказным способом. Я морщусь от накатившего болезненного желания. Безумно хочется, чтобы она своим сладким ротиком шептала совсем другое. Просила. Умоляла меня.

Не могу удержаться, протягиваю руку и дотрагиваюсь до ее щеки. Черчу пальцами невидимую дорожку, подбираясь к губам и останавливаясь в нескольких миллиметрах от них. Не пил ведь ни глотка, а чувствую себя так, будто успел надраться почти до потери сознания.

Перед глазами, в мыслях, везде – она. Ни думать, ни чувствовать ничего другого не хочу. Болезненная тяжесть в паху все нарастает, и, кажется, я вот-вот превращусь в того самого зверя, которым обозвала меня девчонка. Голодного и обезумевшего. Готового перекинуть ее через плечо и утащить в берлогу. А там обнимать, ласкать, лизать, кусать до тех пор, пока мы оба окончательно не лишимся рассудка.

Девушка вспыхивает еще сильнее, но почему-то не отстраняется. Смотрит на меня со смесью злости и страха. Боится? Правильно делает, я ведь точно совсем неадекватный сейчас.

Пальцы двигаются дальше, все-таки касаясь приоткрытых губ. Нежные, мягкие, такие податливые. Как будто предназначенные, чтобы соблазнять. Отчетливо представляю, как надавливаю на ее плечи, заставляя опуститься на колени, высвобождаю до боли закаменевший член и дурею от наслаждения, когда эти пухлые губки послушно обхватывают его. Вбиваюсь в ее рот, резко и глубоко, пока не приходит желаемая разрядка.

Откуда ты свалилась на мою голову? Нарисованные в голове картинки такие отчетливые, словно я и впрямь уже заполучил девчонку в свою безраздельную власть. Внутри все клокочет, бурлит, грудную клетку разрывает от растущего жара. Сам не понимаю, какой немыслимой силой удается сдержаться и убрать руку. Упираюсь в стену над головой Маши и нависаю над ней, не позволяя сбежать.

– Извини, я не хотел тебя обидеть. Наговорил лишнего, – голос хрипит, и она хмурится сильнее, но обида в глазах вроде как тает или отступает куда-то, сменяясь недоумением.

– Кого еще плохо воспитывали… – бурчит в ответ, но я понимаю, что это скорее из духа противоречия, чем потому что она действительно хочет продолжать спорить.