– Ладно, мне надо идти. Ещё раз поздравляю с красавицей-машиной. До вечера, сын.

– Пока.

Арсений направился к автомобилю, и при взгляде на это белое, сверкающее на солнце великолепие, его снова захлестнула волна счастья, спазмом сжала горло. Захотелось умчаться далеко-далеко, до упора выжимая педаль газа, визжать резиной на поворотах, ощущать мощь этой совершенной, идеальной машины, поглощающей пространство и обгоняющей время. Он не будет ждать субботы, он помчится к Никите прямо сейчас, захлёбываясь от адреналина в крови, чувствуя себя сверхчеловеком за рулём новой машины.

Подъехал к Переславлю ранним вечером, но бледный серпик луны, предвестник приближавшейся ночи, уже проступил на темнеющем небе. Дом Никиты на тихой, зелёной улице нашёл быстро, деревянный, в три окна, он явно просил ремонта. Коричневая, местами облупившаяся краска придавала дому мрачноватый вид. Арсений улыбался в предвкушении радостной встречи, какое ему дело до неприветливого дома, если он сейчас увидит друга. Детдом – такое место, что связывает людей навсегда.

Костяшками пальцев он постучал в плотно закрытую дверь. Она открылась почти сразу. Худенькая усталая женщина удивлённо взглянула на него.

– Вечер добрый, – Арсений улыбнулся, почему-то сразу проникшись к ней симпатией; да здравствуют эти великие люди, способные взять на воспитание ребёнка из детского дома. – Никиту могу увидеть?

– Вы, наверное, Арсений? – она прикрыла за собой дверь. – Получили его письмо?

– Да. И сразу примчался, – ему не терпелось увидеть парня.

– Чтоб это не было для вас неожиданностью… – она замялась, вздохнув, снова вскинула на него глаза, –Никита болен… Вряд ли он написал вам об этом…

– Не писал, нет. Что с ним?

– Год назад это произошло, Никита тогда на стойке работал… Упал с лесов, травму получил серьёзную, переломы… Коленная чашечка разбита… Теперь с костылём ходит… – она прижала передник к заблестевшим от слёз глазам.

Арсений молчал, не зная, что сказать. В двадцать с небольшим стать инвалидом… Жестокая штука жизнь.

– И что, ничего нельзя сделать?

– Эндопротезирование, вроде, возможно, даже денег не берут… Но очередь в областном центре огромная, – она хотела что-то добавить, но передумала. – Ладно, идёмте. Никита не любит о своём увечье говорить, так что пропустите эту тему, – она открыла дверь, предлагая гостю войти.

Шагнув, Арсений оказался в маленькой низкой прихожей, где едва поместились они вдвоём. Весёлая полосатая дорожка, явно сделанная чьими-то умелыми руками, вела в комнату.

– Мама, кто там? – крикнули из комнаты.

Собравшись с духом, стараясь сохранить на лице улыбку, которая всё время пыталась сползти, Арсений шагнул вперёд.

Анжела в чёрном атласном халате, полы которого эффектно развевались, высоко обнажая красивые загорелые ноги, мерила шагами ярко освещённую гостиную.

– Как так, объясни? – она остановилась напротив сидевшей в кресле расстроенной Даши, взглянула на неё в упор. – В кои-то веки тебе попался приличный парень, и ты умудрилась его упустить? Прошляпила!

Жёлтые драконы на Анжелином халатике, казалось, тоже ждали ответа, сурово взирая на Дашу вышитыми золотистыми глазами.

Дарья молчала. Да и что тут скажешь? Только и остается, что рыдать в подушку бессонными ночами. Потому что её бросили, как использованную и ставшую ненужной салфетку. Не предупредив. Не объяснив. Не сказав слов прощания. Некрасивый образ салфетки застрял в сознании, и Даша уже с трудом сдерживала слёзы.

– Прошляпила, дурочка! – продолжала Анжелка, – вцепиться надо было намертво, – её красивая пышная грудь вздымалась в праведном гневе, а счастливая обладательница этого сокровища продолжала пилить и без того несчастную Дашу и, похоже, не собиралась останавливаться.