– Меган – вот это характер! А мозги какие у девчонки! Впитывают, как губка, всё схватывают на лету! Даже страшно представить, что будет, если пустить её в политику! Она уже сейчас метит в премьер-министры. И знаете, что? Я ставлю на Меган! А эта, – тут он обычно кивал в моём направлении, – так… пустая трата сил, времени и денег.

Предполагалось, что мы, дети, слишком глупы или слишком заняты своими детскими играми, чтобы слышать и вникать во взрослые разговоры. Мать не любила, когда отец говорил так обо мне – её лицо всегда выражало скорбь и несогласие, но она никогда с ним не спорила, не спешила на мою защиту. Возможно, она что-то и говорила ему наедине, но для меня было важно, чтобы хоть кто-нибудь, хоть раз сказал ему в лицо, что он не прав. Не прав списывать меня со счетов, когда моя жизнь только началась.

Ирония судьбы в том, что самый ненавистный в моей жизни человек оказался в некоторой степени прав. Интуиция? Могут ли родители, каким-то образом предвидеть судьбу и успехи детей и вкладывать силы в тех, кому их чутьё прочит перспективы? Может быть, и у людей возможно что-то вроде того, как орлица никогда не вмешивается в борьбу своих птенцов, зная, что в конце останется только один – самый сильный?

В нашем выводке сильной была Меган и прекрасно об этом знала. Даже слишком хорошо. Иногда в связи с этой излишней самоуверенностью с ней приключались казусы. Пока была жива мама, наша семья вела типичный образ жизни всех канадских семей среднего достатка – хотя наш, подозреваю, был ниже среднего, потому что родители никогда не приобрели собственного жилья, всегда жили в арендованных квартирах. Мы часто ездили на вечеринки к родительским друзьям, на озёра или пляжи заливов с ними же или на фермы за ягодами. Однажды накануне Хэллоуина мы выбрались с группой родительских приятелей и их детей на ферму за тыквами. Меган, как всегда, была в своём репертуаре – требовала признания её лидерства. Она командовала, а мы все слушались. Но в какой-то момент, мы то ли её не услышали, то ли услышали, но проигнорировали (изредка случалось и такое) и она сама убежала в декорированный лесок. Вернуться к нам у неё не было никакой возможности – сделать это означало признать свою неудачу, как главнокомандующего – поэтому Меган упорно ждала два часа в леске, пока мы хватимся своего командира и рванём на поиски. Мы так и не хватились, сделали это родители, и мне, конечно, досталось за то, что бросила сестру и подвергла её рискам и немыслимым угрозам.

Меган действительно была умнее, ей всё давалось легче, но, когда твою гордость задели, ты из кожи вон вылезешь, чтобы доказать противоположное. И у меня однажды это получилось. В пятом классе мои отметки оказались выше, чем у Меган, «из принципа». Отец отправился разбираться в «шарашкину контору» – школу, по поводу того, как так вышло, что будущий Премьер Министр закончил год хуже, чем я?

Чем взрослее мы становились, тем громче внутри меня орало сопротивление. Сейчас я думаю, что отец давил моё чувство собственной значимости слишком усердно, и оно начало бунтовать. Вот просто из духа противоречия – бывает и такое. Будь он чуть хитрее и мягче – да хотя бы скрывал свои умозаключения и не провоцировал меня вслух, тратя силы, время и средства на перспективную дочь – я бы оставалась в тени и даже не вздумала взбрыкивать. Но он зацепил во мне врождённую гордость, и она стала вредничать. Дерзила, демонстративно не повиновалась, отхватывала наказания, чтобы злиться и не повиноваться ещё сильнее. Всё это привело к тому, что Меган и отец в моём восприятии превратились во вражеский лагерь. Мы потеряли с ней не только связь, но и всякий контакт. В конце концов, моя родная сестра организовала для меня настоящую травлю в школе. А когда исчезла вместе с отцом, одним из самых больших моих страхов было, что люди узнают о моём позоре – меня бросили. Выбросили.