Лео только что сделал мне предложение, от которого сложно… не потерять самообладание. И ментальное равновесие. И почву под ногами. Но сложнее всего с зоной, отвечающей за сердечный ритм и романтические ожидания.

Но, обо всём по порядку.

Я согласилась остаться. Безумное, конечно, решение, даже иррациональное, но внутреннее чутьё выдало вердикт: парень не опасен, делай, что он говорит. Причём его голос на этот раз был настолько громким, даже жутковатым, что я решила послушаться. А может, просто мокрая одежда и замёрзшие пальцы на руках и ногах оказались последним, что добило выдержку.

По всему периметру стены у изголовья кровати рассыпаны крохотные светящиеся точки. Они в прямом смысле не только светятся, но и образуют созвездия – если приглядеться и знать, что искать.

Я выпутываюсь из пледа и нажимаю на одну из кнопок на стене – где-то под кроватью загорается свет. Тусклый и дезориентирующий. Нажимаю ещё одну – подсвечивается ниша у изголовья и вертикальные светильники по бокам. Теперь комната погружена в приятный, тёплый жёлтый свет. Третья кнопка отвечает за светильники в углах комнаты, которые добавляют её освещению максимум яркости. Встав на колени, я исследую шоколадное панно со звёздами – оно сделано из натурального дерева, причём так аккуратно, что стыки между досками невозможно обнаружить ни глазами, ни пальцами. В этом дереве проделаны крохотные отверстия, а в их глубине, должно быть, вмонтированы светодиоды. Я машинально ковыряю одно из них пальцем, пока способность думать не возвращается в мой всё-таки взявший передышку мозг.

Я помню, как входила в эту комнату с твёрдым намерением отогреться в ду́ше и переодеться в сухие футболку и джинсы. Они до сих пор лежат на кресле у туалетного столика, а мокрые футболка и юбка полностью высохли на мне, пока я «прилегла на пару минут отлежаться». Сколько, в итоге, я проспала?

Спустя пять минут поисков телефона, оставленного в ванной на раковине, я выясняю, что в Ванкувере в данный момент четыре часа утра. Массаж лица с особым вниманием вискам и глазницам, помогает осознать и принять эту новость. Поскольку репутация уже нашла свой конец, я решаю всё-таки принять душ и переодеться. Потом сушу волосы, по новой рисую лицо.

К тому моменту, как я спускаюсь вниз, электронные часы на кухне уже показывают 5:30, а небо в огромных окнах из чёрного перекрасилось в сине-розовый. Свет ещё тусклый, но уже достаточный, чтобы не включать искусственное освещение.

Внизу, на детской площадке, видимой сквозь трёхметровое стекло гостиной, в этот ранний час бродит девушка в красном батнике. Вокруг площадки густо посажены кусты рододендронов – решение для тех, у кого нет ванной комнаты. Ближайший общественный туалет – всего в пятнадцати минутах ходьбы отсюда, но проблема в том, что на ночь его всегда закрывают. От таких, как мы.

Быть девушкой и «бомжевать» не просто тяжело и сложно, это опасно. В моей истории случился только один эпизод насилия, другим везёт меньше – Бонни прошла через это пять раз, дважды родила, детей забрали социальные службы. Во время вторых родов возникли проблемы, и Бонни оказалась навсегда прикованной к коляске – по крайней мере, именно такой была её версия инвалидности. Мы познакомились, когда я уже месяц жила на улице, а Бонни только предстояло родить второго ребёнка, и тогда её улыбка, ласковость и мягкость не только в словах, но и во взгляде не просто отогрели меня, а стали самым сильным обезболивающим. Бонни продолжала любить мир и после того, как лишилась двоих детей и возможности ходить, не смогли убить эту любовь и пять изнасилований. Бонни стала для меня флагштоком на корабле человечности, невзирая на то, что умерла она, как и многие, от передозировки. Но лучше так, чем заживо гнить от метадона, а впереди у неё было только это. Ну, может быть, ещё парочку изнасилований, но не детей –после вторых родов Бонни осталась репродуктивно стерильна.