А сил выдавить слова не нашлось. Да она и забыла о них, когда он сжал ее бедра и решительным движением приподнял.
Она ощутила его мужскую плоть, большую и твердую, касавшуюся тех мест, которых никто никогда еще не касался.
Совсем другого рода дрожь охватила ее… дрожь, предвещающая беду или дикую жажду неизведанного. Ее словно сжали в тугой кулак. Она приоткрыла рот, чтобы сказать то, чего не хотела говорить, но не успела.
Он быстрым рывком глубоко вонзился ей внутрь.
Сьюсан не смогла притвориться – боль обожгла ее, подобно острому ножу. Тело сотряслось, бедра дернулись в попытке сбросить его. Она не сдержала крика.
Леонидас застыл. Глаза его сверкали.
Почти в тот же момент она подавила крик. Внутри ее – он, он заполняет ее собой. Неужели те места, которых он коснулся, части ее тела?
– Но это не должно быть больно, – произнес он.
– Это не больно, – соврала Сьюсан.
Он долго на нее смотрел, затем поднял руку и смахнул слезинку с ее щеки. И с другой тоже. А она и не подозревала, что слезы все-таки выступили.
Сьюсан чувствовала, что ею управляет какая-то непонятная сила. Эта сила исходила из боли у нее между ног. Эта сила – он. Ее охватило безрассудное желание, и она начала покачивать бедрами, понуждая его продолжать.
– Это чудесно, – сказала она.
– Вижу. И слезы, конечно, от этого. И то, что ты сморщилась, бесспорно это доказывает.
Сьюсан и не заметила, что сморщилась.
– Лишь потому, что люди боготворят землю, по которой ты ступаешь, не значит, что ты можешь читать мысли. В особенности мои.
– Мне не надо читать твои мысли, малышка, – пробормотал он. – Твое тело говорит все, что мне необходимо знать. Вот чего я не понимаю, – так это то, как тебе все годы удавалось оставаться невинной.
Сьюсан сморгнула еще одну слезинку.
– Я твоя вдова. Конечно, я сохраняла невинность. Ты умер, не успев это изменить.
Леонидас провел руками ей по бокам, потом откинул волосы с ее лица. Большие руки перемещались по ее телу, распространяя жар и покалывание по всем клеточкам. Она ожидала движения у себя внутри, но он просто касался ее кожи, касался ласково, словно мог ждать вечно.
– Трудно в это поверить, зная моих кузенов, – склонив голову набок, сказал он. – Я скорее подумал бы, что они накинутся на мою вдову, как воронье на добычу.
– Так оно и было.
– Но ты питала такие глубокие чувства ко мне, что помешало тебе принять их предложения? – Голос Леонидаса звучал насмешливо, а выражение золотисто-карих глаз было циничным.
У нее в груди образовался ком, стал расти и больно давить.
– Ты наверняка удивишься, но мне твои кузены не очень-то и нравились. – Сьюсан уперлась руками ему в плечи, словно собиралась оттолкнуть его. Но не оттолкнула, пальцы сами собой впились ему в кожу. – Я попросила их уважать мой траур. И неоднократно это говорила.
Леонидас снова рассмеялся.
– Неужели ты горевала обо мне, малышка? – спросил он с усмешкой. – Позволь тебя заверить, что я не лучше моих кузенов.
– Может, не лучше, а может, и лучше. Но я замужем за тобой, а не за ними.
С Леонидасом что-то произошло, и она это почувствовала. Словно его тело сотрясли подземные толчки, и это переросло в рывки у нее внутри. Давление, жар… и восторг, первобытная радость заполнили ее, горячими струями побежали по жилам.
Постепенно она приноровилась к его медленному, размеренному ритму. Он был осторожен с ней, понимая полное отсутствие у нее опыта. Но с каждым его погружением она буквально раскрывалась подобно бутону.
Внутри у нее пылал огонь. Этот огонь освободил ее чувства, и она не сопротивлялась, не пыталась сдержать себя. Возможно, потом она пожалеет об этом, но здесь и сейчас их близость казалась естественной. Правильной. Необходимой.