Артур был пьян, вернее, пьян в дугорину и еле стоял на ногах. Не удивлюсь, если он рухнул несколько раз, пока поднимался в номер. Дубин, конечно, позволял себе раньше выпить пару бутылок пива или стопку-две чего покрепче, но чтобы до состояния «в слюни» и «на рогах», такого за ним не водилось.

Наверное, я бы подорвалась с кровати, устроила скандал, высказала бы всё, что передумала за те несколько часов ревности и одиночества, но слова мамы ядовито всплыли в памяти. «Нет смысла вести беседы с нетрезвым человеком. Он всё равно ничего не услышит и не поймёт. Дождись, пока отоспится, переболеет последствия, а потом выговаривай то, что считаешь нужным» – учила она, подавая отцу после деловых встреч воду с таблеткой от похмелья.

Не шевельнулась, чтобы не выдать своё пробуждение и не нарываться на бесполезное общение. Затаив дыхание, дожидалась пока муж разденется и уляжется в постель. Только на раздевание у него не хватило сил, так и завалился в мокрой одежде, испачканной песком. Тишину спальни огласил одиночный шлепок упавшего тапка, и тут же по стенам номера прокатился душераздирающий храп.

Повернулась к Дубину и выругалась, шипя не хуже разъярённой кошки. Сквозь алкогольный выхлоп сложно было не почувствовать солёную сырость океана и приторные, сладкие духи Влады. Со злостью ткнула его в бок, надеясь оставить синяк, скатилась с кровати, чуть не упав на пол, забрала подушку с одеялом и ушла в гостиную, сгорая от ревности. Было или нет? Переспал он с соседкой или не успел? Эдик присутствовал, или они вдвоём обрабатывали Владу?

Не могла заснуть, мучаясь этими вопросами. Странно, но если раньше я не представляла жизни без Артура, считала, что умру, если узнаю о предательстве, то сейчас, подозревая, практически будучи уверена, могла дышать, и меня рвало от обиды и ненависти. От таких чувств не умирают, а становятся сильнее.

Готова была прямо ночью купить билет и вернуться в родительский дом, но Арт в чём-то оказался прав, припоминая жёсткий нрав отца. Папа ничего не прощал обидчикам и жестоко убивал обидчиков своих девочек. Могла ли измена приравняться смерти, и заслужил ли её Артур?

Проворочавшись, словно лежала на бобах, накрутив километры по номеру, выпотрошив и вылив в раковину весь бар, оделась и спустилась на пляж. Следов вечеринки уже не было, благодаря обслуживающему персоналу отеля. Зонтики сложили, на шезлонги постелили новые матрасы, стопки свежих полотенец примостили на подставках. Всё для лучшего комфорта богатеньких клиентов.

Не хотелось этой роскоши и удобств, душа тянулась к чему-то простому, к природе, способной смягчить и зализать те раны, что кровоточили внутри. Подошла к кромке воды, села на розовый песок, мягко мерцающий в лучах восходящего солнца, и опустила ступни в пенную прохладу, накатывающуюся на берег.

Горизонт сиял безупречными мазками безмолвного художника. Словно невидимая кисть перемешала все оттенки от золотого до брусничного и добавила разводы фиолетовой палитры. И по всему этому небесному полотну гордо плыло огненное светило, разрезая своей мощью ватные, сказочные облака.

Не знаю, сколько я так просидела, восхищаясь переливами восхода. Нереальная картина истончилась, превратившись в просто небо с солнцем, волшебство закончилось с появлением работников отеля, редких бегунов на пляже, горестных дум о будущем.

Мысли вернуться в номер претили и вызывали стойкое ощущение тошноты. Была не в состояние видеть наглую, бухую морду Дубина и принюхиваться, что ещё он собой зацепил. Знаете, фраза «утро вечера мудренее» плохо работала в такой ситуации. Равновесие, полученное на берегу океана, испарилось, как только я встала на ноги. Вновь захотелось ударит, сделать больно, зацепить посильнее, наказать, пожаловавшись отцу. Набрала побольше воздуха, сжала кулаки, досчитала про себя до десяти и выдохнула струю гнева.