– Это не я, это клиника. Они решили поменять концепцию – сделать палаты более домашними. Говорят, им спонсоры какие-то денег подкинули, – отмахнулась Татьяна, и принялась рассматривать, восхищаясь тем, что делала сама прошлым утром.

– Может домой все же? Я уже и хожу, и не болит ничего – хорошее лекарство.

– Мамочка, теперь я весь день буду с тобой здесь – раз уж тут так удобно, и душ, и кушетка с матрацом, утром буду спать, а потом мы с тобой как обычно – будем чаи гонять, болтать, смеяться, я буду петь тебе свои новые песни.

– Это чего же ты, из-за меня в больнице только ночные смены будешь брать?

– Да нет, мам, просто я пока новенькая, вот меня и ставят куда им удобно, ну, ничего, ночью поспокойнее, как говорится, начальства нет, и работа движется лучше, да и платят за ночь намного больше, - ответила Таня. Мама не знала, что Таня больше не акушер, а бармен.

Так они прожили ровно три недели – мама на целую неделю обманула свой срок и доктора, который, к слову, оказался хорошим актером, и заходя каждое утро, делал вид, что просматривает ее анализы, и восхищается поправкой.

Похоронила маму в ее деревне, Танч долго не могла плакать, не могла принять тот факт, что осталась одна. Мама была всегда, и занимала огромное место в ее сердце, вернее, всё место.

Через два месяца пришло смирение, а вместе с ним и жалость к себе, вот тогда-то она и познакомилась с Костей.Она просто пела, готовя ужин, а он услышал ее голос.

После того дня, как он подвез ее на работу, она запретила себе думать о нем, потому что ничего хорошего от этой золотой молодежи  ждать не приходилось – чего от нее взять? Ни гламура, ни «кутюра», как говорила о их семье мама. Но он постучал в дверь спустя пару дней:

– Привет, соседка, уж больно вкусно пахнет в подъезде, да не только в подъезде, но и на улице – окно у тебя открыто, – сказал Костя, появившийся за дверью.

– Обычные голубцы, – пытаясь не выдать смущение, ответила Татьяна, не понимая, что делать дальше.

– Угостишь? У меня вот, как говорится, к голубцам, – он вынул из-за спины бутылку дорогущего шампанского.

– С этим нужна клубника, выращенная эльфами, и политая слезами фей, не меньше, – хмыкнула Таня. – а не голубцы.

– Точно, – ударил он себя по голове ладонью. - Ты же бармен!

– Да, и акушерка, но могу уверить вас, вы точно не беременны. Еще какие-то вопросы? – спросила девушка, и моментально пожалела – он такой красивый, не глупый, возможно и зарабатывает сам, потому что живет он один. И почему бы ему не обратить на нее внимание?

– Это хорошо, значит, детей сможем рожать прямо дома, – уверенно сказал он.

– Да вы просто гуру пикапа! Я как раз мечтала именно об этом! – засмеялась она, но, тем не менее, убрала руку с косяка, и жестом «поклон кокошником в пол», пригласила его войти.

– Ну вот, и с чувством юмора у тебя отлично, – прошел он, разулся, и стал осматриваться: – и так, как живут россейские бармены?

– Да, по-разному, сегодня выходной, вот и решила наготовить пролетарской еды, а то все трюфеля да фуагра, так глядишь, и забудешь свои истоки.

– Неси бокалы, – уверенно заявил Костя. – Будем знакомиться, а то живем спина к спине, и не знаем друг друга.

– Ну, давай, раз сам пришел, то и не жалуйся, – она достала два хозяйских, еще советских хрустальных бокала, пару персиков и черешню, которыми сейчас пестрели все рынки города.

Через месяц Костя стал ее парнем во всех смыслах этого слова, и даже предлагал жить у него, но у Тани не было уверенности в правильности этого поступка. Мама всегда говорила, что жить вместе нужно только после свадьбы, и вовсе не из этических каких-то условностей. А из-за того, чтобы мужчина сам понял, что это необходимо, и принял брак.