Все это время итальянец смотрел на нас обескуражено, не зная, что ему делать. Наконец он вспомнил, зачем пришел, спросил у меня разрешения и увел Полину в толпу танцующих. Я понаблюдал немного, как они двигались, один танец, второй, третий. Затем терпение мое закончилось, я оставил на столе купюру, взял с собой бутылку, которую уже почти допил и пошел по Невскому к набережной, к веселым ночным огонькам, дрожащим на поверхности Невы. По жилам весело бежало красное, известно куда, к приключениям. Белая ночь была приятной незнакомкой, с которой я только что познакомился и флиртовал, но тело не обманешь, оно неуклонно следовало ко сну. Приключение ограничилось словом ключ, которым я вскрыл свою квартиру, включил свет, где вино и усталость завалили меня на кровать прямо в одежде.

Проснулся от телефонного звонка. Это была Полина.

– Ты уже спишь?

– Нет, завтрак готовлю, – ответил я ей, разглядывая время на настенных часах. Время село на шпагат, без пятнадцати три. Оно тянулось, присвоив себе обе стрелки. – Ты будешь есть?

– А что у тебя?

– Ночь.

– Какая ночь?

– Моя ночь, сплю я, понимаешь? Сплю.

– А, да съем, но совсем немного. Только скажи мне сначала, куда ты сбежал?

– Гулять. Вы, конечно, красиво двигались, но после третьего танца мне уже порядком надоело. Как все прошло?

– С итальянцем? Волшебно. Рассказать?

– Ну, давай, – сонно согласился я. – Было что-то?

– Тебе повезло, я разборчива.

– Я даже не сомневался.

– А мне кажется, ты сомневаешься.

– Почему?

– Зеваешь, это первый признак волнения.

– Так ты его поцеловала?

– Еще при тебе.

– В смысле… ну… ты понимаешь, о чем я.

– Я же тебе повторяю, я разборчива. Стоило только ему прикоснуться, я разобрана мелкие винтики, из которых никому меня уже не собрать.

– Я-то здесь при чем?

– Никому, кроме тебя.

– Может, ты сама как-нибудь соберешься?

– Приехать? Я думала об этом, но боялась тебе позвонить.

– Я не в этом смысле, в смысле соберешься сама.

– Да я быстро.

– Приедешь? – опять мы не попадали в резонанс.

– Нет, расскажу тебе быстро. К тому же я не знаю, где ты живешь.

– Это хорошо.

– Что хорошо? Что не знаю?

– Что быстро.

– А-а-а. В общем, мы танцевали, пока музыканты не ушли на перерыв, а потом трепались о том о сем две бутылки подряд.

– Ну и что ты выяснила?

– Он итальянец…

– Я же говорил.

– …и трепло.

– В смысле?

– Он что-то говорил, я почти не слушала, все мысли были о том, как после танцев он обнимет ее еще крепче, его руки лягут на мои ягодицы, а голос с придыханием заставит открыть незнакомцу все окна и двери. Слушаешь?

– У меня идеальный слух.

– А чувство юмора?

– В три часа ночи? Спит.

– Разбуди, скажи, что я шучу. Потом он рассказал про свою жену, что они скоро ждут ребенка.

– Вот подлец, а так красиво улыбался.

– Но это еще не все.

– Какая длинная история для трех часов ночи, давай ты мне скажешь, чем все закончилось, а остальное завтра обсудим?

– Ничем… еще три года назад.

– В смысле?

– Это был мой бывший муж.

– Как бывший?

– Так, ты думаешь у меня не может быть бывшего мужа?

– Итальянец?

– Ты думаешь, у меня не может быть бывшего мужа итальянца?

– Нет, ну я думал… от таких не уходят, – начал я выкручиваться из ситуации.

– Да, от таких не уходят, но такие способны уйти сами.

– Спать?

– Не спать, в том-то и дело, что не спать. Думать, терзаться, переживать.

– Хватит думать, это делает тебя несчастной.

– Тогда кто же за меня будет думать?

– Я.

– Ты? Ты уже поди десятый сон видишь.

– Так три часа ночи.

– Ну и что? Разве в три часа ночи ты меня не любишь?

По ее искренней улыбке было видно, что она отчаянно ищет позитива при полном крушении надежд… Это я улыбнулась окну и увидела свое отражение, в то время, как поезд набивал свое, бубнил, будто рассказывал что-то совсем без выражения, на одном дыхании, разделяя стуком равные по длине и смыслу предложения, повторяя как мантру одно и то же, одно и то же. Это дыхание пути своей монотонностью пыталось отмерить тонны километров между людьми, чтобы пришить как можно быстрее отчаливших к встречающим. Скука движет человечеством. Люди по-прежнему продолжают скучать, двигаясь навстречу друг другу. Я не была исключением. Я тоже скучала. Я ехала к матери. Ехать было двое суток, но никогда не было жаль этих отпускных дней, так как проживала их в таком приятном покое купе. Особенно сейчас, когда она была одна. «Вот бы больше никого?» Доехать так до родного дома одной, со всеми своими мыслями, чтобы ни с кем не делиться, никого не слушать, не улыбаться, не поддерживать огонек симпатии. Спокойно пить чай из стальных подстаканников, в которых непременно будет покачиваться круг лимона. Потом заказывать еще, выходить на всех больших станциях, чтобы купить местных угощений, а может быть даже соленой рыбки с пивом, если будет совсем скучно. Хотя все это у нее было с собой, она не могла возвращаться домой с пустыми руками. С пустым сердцем, да, но без гостинцев – никогда. Хотя мать умиляясь и раскладывая их по шкафчикам все время нарочито ворчала: «Зачем ты так тратишься, у нас тоже все это есть».